Что означает «сближение позиций» на переговорах с Россией?
По-моему, не слишком адекватным ситуации является масштаб той бучи, которую смогли поднять некоторые политики из-за слов Михаила Подоляка о наличии «спорных территорий» на переговорах с Россией и Алексея Арестовича о закрепленном в Конституции по инициативе тогдашнего президента Петра Порошенко курса Украины на вхождение в НАТО в качестве причины нынешнего вторжения российских войск. В конце концов нечеткие формулировки, оговорки и ложные утверждения допускали и другие политики и чиновники. Вспомним только давнее заявление только что упомянутого Порошенко о том, что будто бы в 2014 году ВСУ остановили бы российское вторжение и без добровольческих формирований и волонтеров… Ну, не обучены эти (и еще многие) нынешние чиновники четко, в соответствии с устоявшимися нормами оценивать те или иные вещи. Дискутировали, вели спор о Крыме и Донбассе с российской делегацией – значит, это «спорные территории», хотя на самом деле это политико-правовое понятие означает принципиально иное явление. Сказал кто-то из российской делегации, что вторжение началось из-за конституционной статьи о евроатлантической интеграции, – и имеем в украинском информпространстве воспроизведение этих разговоров, хотя на самом деле вторжение стало возможным, потому что Украина так за это время и не стала членом НАТО. И так далее и тому подорбное.
В фокусе общественно-политического внимания (не бучи, не скандалов, не взаимных обвинений в предательстве) должны были бы быть, с моей точки зрения, совсем другие вещи. Что именно? Напомню два сообщения, фигурировавших в Интернете. Как известно, президент Турции Эрдоган предложил провести переговоры Путина и Зеленского о достижении мира на территории своего государства. Официальный представитель Эрдогана Ибрагим Калин по этому поводу заявил, что Путин изложил требования, которые нужно выполнить для продолжения переговоров на самом высоком уровне. «Во-первых, это нейтралитет Украины, то есть отказ от членства в НАТО. Во-вторых, разоружение и гарантия взаимной безопасности в контексте австрийской модели. В-третьих, процесс, называемый российской стороной «денацификацией», и устранение препятствий для широкого распространения русского языка в Украине. Разумеется, в первых четырех статьях продолжающихся переговоров был достигнут определенный прогресс. Говорить о полном согласии или о том, что договоренность вот-вот будет, рано», – отметил Калин и добавил, что Путин выдвинул еще два требования, которые являются «самыми сложными» – признание аннексии Крыма и так называемых «ДНР» и «ЛНР». По словам спикера Эрдогана, эти два последних требования «не приемлемы для Украины и международного сообщества».
А вскоре министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу заявил о сближении позиций по критическим вопросам на переговорах России и Украины. В то же время часть вопросов нужно решать на уровне лидеров этих стран, уверен министр. «Наблюдается сближение позиций обеих сторон по важным и критическим вопросам. В частности, мы видим, что они почти совпадают по первым четырем пунктам. Некоторые вопросы нужно решать на уровне глав государств». По убеждению Чавушоглу, если стороны не отступят от достигнутых позиций, есть надежда на прекращение огня.
Вот так. Позволю себе еще раз перечислить все эти пункты ультиматума Путина, выдвинутого Украине:
1. Нейтралитет и отказ от будущего вступления в НАТО.
2. Демилитаризация и взаимное предоставление гарантий безопасности по австрийской модели безопасности.
3. Т.н. «денацификация».
4. Отмена «препятствий» для широкого употребления русского языка и превращение его во второй государственный.
5. Признание независимого статуса т.н. «ДНР» и «ЛНР» в пределах Луганской и Донецкой областей.
6. Признание российской аннексии Крыма.
А теперь зададимся вопросом: какое «сближение позиций» относительно первых четырех пунктов возможно? Хорошо, идея отказа от вступления в НАТО уже озвучена на самом высоком уровне; мол, вместо этого мы будем строить новую систему безопасности. И при этом среди гарантов независимости Украины будут Россия и Беларусь… Комментировать не стану. Пункт второй: австрийская модель безопасности несовместима (еще раз: несовместимая) с демилитаризацией. Ведь нейтральная Австрия во времена холодной войны имела 9 бригад, включая мотострелковые, танковые подразделения, военную флотилию на Дунае, истребительную авиацию и, главное, всеобщую воинскую повинность, то есть сотни тысяч подготовленных резервистов. А во время международных кризисов австрийская армия разворачивалась для военного сопротивления одному из номинальных гарантов ее нейтралитета – Советскому Союзу (желающие могут обратиться к автобиографической книге Шварценеггера, который в 1968 году был австрийским гражданином и служил танкистом). Разумеется, Путин никогда «не изучал матчасть» и под демилитаризацией Украины подразумевает ее разоружение, сокращение армии (как сообщалось в СМИ) до 60 тысяч, то есть фактически до уровня нынешнего войска Австрии… Но здесь, думаю, украинские позиции на переговорах отстаиваются эффективно. Ведь, как постоянно отмечает Владимир Зеленский, его приоритеты абсолютно понятны – это завершение войны, гарантии безопасности, суверенитет, восстановление территориальной целостности, реальные гарантии для Украины и реальная защиты Украины.
А вот что касается «денацификации»… По-моему, этот пункт требований Путина украинские представители должны априори отвергнуть и отказаться от его обсуждения. Ведь сам факт такого обсуждения означает признание того, что проблемы существуют – пусть и в меньшем объеме, чем настаивает Россия. А каким может быть здесь «сближение позиций», я представить не могу – и не хочу представлять. Ведь денацифицировать следует Россию, которая по всем признакам стала сегодня чем-то наподобие Четвертого рейха, и даже эмблематика ее агрессии – латинская буква Z – весьма напоминает то ли незаконченную свастику, то знаки на эсэсовских петлицах. Еще раз повторю: даже обсуждение этого пункта больше, чем глупость, и может иметь очень плохие последствия для Украины. Ну а что касается русского языка… Я понимаю, что в действующей властной команде отсутствуют «языковые романтики» и «культуртрегеры». Поэтому приведу аргумент, никак с романтикой «соловьиной» не связанный. Речь идет о военном языке, о языке армейских команд. В перехваченных разговорах агрессоров между собой не раз фигурировали обороты типа: «Они (об украинцах) что-то там лепетали на своем языке». К сожалению, сейчас в украинском войске, Нацгвардии и ТРО преобладает русский язык или суржик. А если бы все коммуникации осуществлялись на хорошем украинском языке, с использованием соответствующей терминологии, разработанной еще в Красной армии в конце 1920-х? Пока бы противник додумался, кто такой «роевой», его бы уже накрыли огнем и покрошили… Кстати, в армии Финляндии вплоть до начала 1930-х языком команд был русский (в некоторых подразделениях – немецкий). Маннергейм не торопился с переходом на финский. А потом выросло достаточно бойцов, для которых финский был уже не только языком быта, но и языком всех сфер жизни, и тогда был осуществлен перевод всей военной сферы на финский (а за это время старшие военные, в том числе сам Маннергейм, досконально изучили язык страны Суоми). Во время Зимней войны 1939-40 годов языковой фактор существенно послужил финнам, уменьшил их потери и значительно увеличил потери Красной армии.
Таким образом, и относительно четвертого пункта «сближение позиций» вряд ли уместно. Ведь речь идет об обороноспособности Украины, об одной из внутренних гарантий ее национальной безопасности. На мой взгляд, внимание экспертного сообщества должно быть приковано именно к пунктам 3 и 4, чтобы мы все не вляпались в беду – не из-за злого умысла властных структур, а из-за чьей-то недостаточной осведомленности.
