Фанерная победа
Что такое 9 мая для России сегодня? И с чем она встречает этот праздник, объявленный главным символом российской национальной идентичности? Георгиевская ленточка, которую в Украине называют колорадской, сильно девальвировалась. Ее теперь помещают и на детские коляски, и на собачьи ошейники. А в российском фастфуде «Крошка Картошка» 9 мая встречают новым блюдом – «клубенек Победы», картошкой с солдатской тушенкой. Пользователи соцсетей тотчас подхватили плодотворную дебютную идею и предложили дополнить праздничное меню «булочкой ленинградской по-блокадному», очевидно, из тех 125 блокадных грамм, которые «с огнем и кровью пополам».
А вот министр обороны Сергей Шойгу пошел гораздо дальше. «Клубенек Победы» стоит всего 97 рублей, а на масштабную постановку в Подмосковье штурма фанерного рейхстага он потратил несравнимо больше. Правда, как можно видеть на видеозаписи, противотанковые ежи в этой постановке солдатам по колено. Сильно подозреваю, что себя организаторы этого фарса тоже не обидели. Что ж, с фанерными немцами воевать куда проще и прибыльнее, чем с настоящими.
К несчастью, в России Великая Отечественная война превратилась либо в повод для стеба, либо в такую вот парадную фанерную историю. В рекламе уже пишут: «Карнавальный костюм Солдат Великой отечественной войны идеально подходит для праздников, посвященных Дню Победы, 23 февраля и прочих костюмированных мероприятий». Большой грех – превращать трагедию десятков и сотен миллионов людей в карнавал и «костюмированное мероприятие»! Но для создания такой лубочной картины войны требуется колоссальное насилие над исторической правдой. Чем подавляющее большинство советских и российских историков весьма успешно занимались и занимаются все послевоенные десятилетия.
Создавать этот лубок начали еще во время войны советские генералы и маршалы в своих боевых донесениях, не слишком отличавшихся от сводок Совинформбюро. Поэтому и современная российская версия истории войны от этих сводок не так уж сильно отличается. Вплоть до середины 1943 года вермахт будто бы имел значительное превосходство над Красной Армией как в людях, так и в технике. Затем, после Сталинграда и Курска, превосходство вроде бы переходит к Красной Армии. Однако в конкретных боях и сражениях советские генералы, да и офицеры чином пониже, все равно ухитрялись иметь против себя превосходящие силы противника. Это нужно было как для того, чтобы оправдаться в случае неудачи, так и для того, чтобы победа выглядела повнушительнее и можно было бы, хотя бы на бумаге, наносить врагу огромные потери, в разы превосходящие свои собственные.
Я поразился, когда увидел, что от советских командиров требовали доносить не только о точном числе неприятельских пленных, но и о точном количестве убитых вражеских военнослужащих, причем и пленных, и убитых требовалось точно подразделять на категории: генералы, штаб-офицеры, обер-офицеры, унтер-офицеры и рядовые. Так и представляешь красноармейца из похоронной команды, пытающегося определить по погонам и петлицам, офицером или унтер-офицером был убитый. На самом деле все эти цифры брали из головы, но так, чтобы число убитых и пленных врагов превышало заявленные в донесениях советские потери, причем в сумме, как убитыми и пропавшими без вести, так и ранеными. Количество офицеров, унтер-офицеров и рядовых тоже придумывали, но соблюдая определенную пропорцию: обер-офицеров больше, чем штаб-офицеров, унтер-офицеров больше, обер-офицеров, а рядовых в несколько раз больше, чем унтер-офицеров. Вот только генералов устанавливали поименно и о каждом докладывали.
В советских донесениях сильно преувеличивали не только количество убитых немцев, но и число пленных. Так, 2 августа 1942 года 17-й казачий кавалерийский корпус захватил в ставшей печально знаменитой в наши дни кубанской станице Кущевская, согласно его собственному донесению, 300 пленных, а в действительности – только 13. А советский Южный фронт во время прорыва германских позиций на реке Миус в период с 18 по 30 августа 1943 года отчитался о 5100 пленных. Но оборонявшая Миус-фронт 6-я германская армия в период с 11 по 31 августа потеряла лишь 367 пропавших без вести, причем часть из них наверняка пришлась на убитых. Читая советские донесения, особенно армий и фронтов, а потом, сравнивая их с немецкими донесениями, а также с донесениями полков и дивизий и с откровенными дневниками и мемуарами советских и германских ветеранов, остаешься под стойким впечатлением, что существовали две реальности. Одна – подлинная война с реальным числом убитых и пленных с обеих сторон. И другая – виртуальная реальность советских донесений, где число германских убитых и пленных, равно как и собственные потери, очень слабо были связаны с действительным положением вещей. Поэтому писать историю Великой Отечественной войны по советским донесениям армейского и фронтового уровня, - это почти то же самое, что писать историю по сводкам Совинформбюро.
Теперь в России, следуя за европейской модой, параллельно с официальной цифрой в 26,6 млн. погибших в войне, включая 8,7 млн. военнослужащих, ввели полуофициальную, озвученную в Госдуме организаторами акции «Бессмертный полк» - 42,9 млн. погибших, в том числе 19,4 млн. военнослужащих. Причем утверждается, что подавляющее большинство погибших – это русские. Здесь колоссально преувеличены потери гражданского населения и приуменьшены потери армии. По моим подсчетам, которые коррелируют с потерями вермахта на Востоке, Красная Армия потеряла 26,9 млн. погибшими. Также погибло и умерло от 13,2 до 14 млн. мирных жителей, причем среди погибших, за исключением евреев, все советские республики и национальности представлены примерно в той же пропорции, что и в довоенном населении. Ну а соотношение потерь с немцами было, как в колониальных войнах. Например, 95-я гвардейская стрелковая дивизия 12 июля 1943 года под Прохровкой потеряла 1677 убитых и пропавших без вести – на 33 человека больше, чем вся 4-я германская танковая армия смогла потерять за декаду с 11 по 20 июля.
Для России и других постсоветских государств 8 и 9 мая – это не праздник, а память о величайшей трагедии в истории. И отмечать его надо не парадами и демонстрациями, а рюмкой водки в тесном семейном кругу, поминая павших.
