Степан ПРОЦЮК: «Писательство – это дом для моей души»

«ЛИТЕРАТУРНЫЕ ГРУППЫ ЧЕМ-ТО НАПОМИНАЮТ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ»

— Ты посвятил литературе свою жизнь. В твоей наработке приблизительно 20 романов, твои тексты переводят на разные языки мира. Что для тебя писательство?

— В любом случае не представляю своей жизни без литературы. Однако романов написал пока еще лишь десяток. А всех вместе книжек — со стихотворениями, повестями, эссе, переизданиями — уже за 35 перевалило (смеется).

Относительно переводов на разные языки мира, то это твое дружественное преувеличение. У меня вышел на азербайджанском, в Баку, роман «Тотем» и повесть «Бийся головою до  стіни» польской на польском в... Нью-Йорке. Эта же повесть потихоньку переводится на французский и английский. Но когда будут эти переводы — знает разве что Господь. В связи с разными причинами, преимущественно независимыми от меня, относительно переводов пока еще особенных успехов нет. Я всегда стремлюсь к честности во всем, потому и честно поправляю здесь тебя, хотя мне и досадно это делать.

Писательство — это дом для моей души. Это убежище от скорби мира. Это тот мир, который вытворен мной, и к которому я в действительности питаю множество эмоций: претензий и восхищения,  предостережений и сентиментальности.

Есть места в моих романах, которые я доныне люблю и считаю хорошо написанными, без всякого лишнего. Однако, вместе с тем, я ненавижу отдельные места своей прозы или эссеистики. Но, невзирая даже на это, без таких мест я бы не состоялся как автор. Это был бы кто-то другой: стерильный, белозубый, без тяжелого поиска.

— В начале 90-х ты был участником литературного объединения «Новая дегенерация», впоследствии членом Союза писателей Украины, который покинул. В настоящее время ты стоишь в стороне от любых литературных групп. Почему так?    

— Прошу прощения за мой французский, «служить бы рад, прислуживаться тошно». Из союза мне нужно было выходить давно. Уже говорил не раз: не имею ни к кому из союза личной неприязни, но угнетала удушающая, как по мне, откровенно провинциальная атмосфера союза, частые просьбы денег у чиновников, порой за сто световых лет далеких от литературы.

Я готов кому-то подставить плечо, отношусь более терпимо к человеческим недостаткам, потому что сам такой. Но литературные группы, как ты только что сказала, чем-то напоминают политические партии (улыбается). А если уже, в моем понимании,  вступать в партию, то партии нужно быть преданным как Родине. Просто я к таким средам имею завышенные требования, потому что не раз разочаровался в дружбе.

Так что все очень просто с моим «в стороне». Я бы это назвал сопричастностью со всем прогрессивным (по моим критериям) украинством у нас и в мире.

«УКРАИНЦЫ ДОЛЖНЫ ОТБРОСИТЬ ИЛЛЮЗИЮ О ТОМ, ЧТО ПИСАТЕЛЬ ДОЛЖЕН ЖИТЬ ЛИШЬ ВДОХНОВЕНИЕМ»

— Ты являешься лауреатом многих национальных литературных премий, в частности в 2003 году за роман «Інфекція» Иван Дзюба номинировал тебя на Шевченковскую. Насколько важно в жизни писателя признание? И что это значит, в частности для тебя?

— Во-первых, я являюсь лауреатом небольших премий и немногих. Кстати, в последние 15 лет обо мне «забыли» любые премии, которые кажутся интересными. Ивану Дзюбе благодарен доныне за его поддержку «Інфекції».

По моему мнению, признание никому особенно не вредило. Помогало ли больше, чем вредило? Это уже проблема индивидуальных черт каждого писателя, который претендует на какие-то лавры.

В истории литературы есть немало случаев, когда прижизненная популярность писателя забывалась сразу после его смерти. Кто, к примеру, помнит русских прозаиков Боборыкина или Арцыбашева? А они были популярнее  Чехова. Был по-своему более популярным, чем Иван Франко, поэт и прозаик Богдан Лепкий. Книжки Василя Стефаника читались намного реже и без такого энтузиазма, как, скажем, романы Юлиана Опильского или Андрея Чайкивского. И таких примеров немало.

Как по мне, важнее  премий или грамот — читательское внимание (к счастью, у меня есть читатель, хотя я бы хотел большего количества своих умных читателей, конечно) и значительно высшие гонорары за работу. Даже в настоящее время я, бывает, сталкиваюсь с попыткой получить какой-то мой литературный труд бесплатно.

Украинцы должны отбросить иллюзию о том, что писатель должен жить лишь вдохновением (то здесь есть какая-то злостная хуторянская хитрость, чтобы не сказать более крепко). Иначе, кроме массовой и развлекательной литературы, быстро мы потеряем серьезную литературу, назовем ее литературой «высокой полки» или как угодно, в координатах которой я работаю уже много лет.

И еще одно. Как по мне, писательская слава — это приятная иллюзия.

«МЫ ПОПАДАЕМ В ЛОВУШКУ ГАЛЮЦИНАТОРНЫХ ГРЕЗ О СЧАСТЬЕ ЛЕГКИМИ СПОСОБАМИ»

— Какие книжки сформировали твое мировоззрение? Что ты читаешь сегодня?  

— Я всегда читал сравнительно много. В детстве, благодаря определенному воспитанию, это были Марии Пригары «Михайлик — джура козацький», Зинаиды Тулуб «Людолови», «В степу безкраїм, за Уралом» и другие. Это были советские версии украинской истории, но все же, что-то неистребимо украинское чувствовалось в намеках, эзоповом языке и самой энергетике этих книг. После знаковых книжек детства, включая «Спартак» Джованьоли, прочтено было много.

Поэтому лучше о том, что читал три-четыре последних недели. Это пестрое чтиво — «Итальянские ботинки» Манкелля (замечательная психологическая проза), «Бесконечность жизни» буддистского «босоногого врача» Стефана Рассела (там есть простые замечательные описания медитаций) и оживленный, интересный роман Олега Криштопы «Братство» о кирилло-мефодиевцах. На будущей неделе будет что-то другое.

— Что бы ты посоветовал читать украинцам, в частности политикам?

— Это вместе с тем очень простой и очень сложный вопрос.  Кажется, что в настоящее время гибридных информационных войн, о которых мы еще так мало знаем, но уже почувствовали на выборах определенное действие, особенно телеканалов, на мозги избирателей.

Во время такого зомбирования, очевидно, не тянет читать. Подсовываются легкие яркие варианты жизни, вбивается в голову телезрителям ощущение их определенного всемогущества! Все тебе доступно, человек, тебе не стоит читать, это скучно, кроме легкого бульварного чтива (и то в лучшем случае). Ты исключительный/ая — потому можешь галочками в бюллетенях изменить государство, вместе с подобными тебе, легко сделав мир чудесным.

И так или  подобным образом мы попадаем в ловушку галлюцинаторных грез о счастье легкими способами — и здесь нам уже не до книжек, как не до книжек политикам из-за  постоянных выборов.

«СЛОВА ПИСАТЕЛЯ ПОЧТИ НЕ СЛЫШНО»

— Вацлав Гавел в эссе  «Политика и совесть» говорит о политике как инструменте служения правде, о так называемой «аполитичной политике» как критерии гуманизма, что заботится о ближнем. К сожалению, европейские политики в контексте украинско-российской войны  и возвращения России в ПАСЕ руководствуются другими факторами. На твой взгляд, моральная политика невозможна?

— Трудно однозначно ответить, потому что я никогда не был в политике и не планирую такую близость в дальнейшем. Еще Макиавелли размежевал политическую деятельность и традиционную мораль.

В идеале моральная политика возможна, как и все возможно в идеале. Но на практике, в условиях стремительных планетарных изменений, мигания политических судеб и лиц, черных лебедей, применения на одной планете стиля Трампа и ритуалов королевского двора Великобритании или японской монархии, она кажется маловероятной.

Разве что в единичном случае, в отдельно взятой стране. 

— «Высоковольтная линия духа» продолжилась в шестидесятниках, по словам Лины Костенко. В настоящее время эту инициативу  взяли на себя украинские военные на востоке государства, а в литературе кто? С кем или чем воюет Степан Процюк в жизни и литературе?

— Оля, слова писателя  почти не слышно. Даже наши самые известные — Оксана Забужко, Юрий Андрухович, Сергей Жадан — наверное, были бы не против большей аудитории.

Хотя продолжается война на востоке государства, и, бесспорно, в литературе тоже. Только литературная борьба за ценности менее заметна. Понятно, что наступило в значительной мере новое время, где не утонченные подковерные интриги, а гибридные войны за человеческое сознание выходят на главные места. Некоторые специалисты считают, что растленное влияние информационных войн может в скором будущем даже привести к массовым истериям или даже массовым самоубийствам. Ведь никто точно не знает, как действует на наш мозг мир, что неумолимо и методически  вытесняет книгу.

То есть я пытаюсь оставаться собой, вместе с тем понимая дух времени. Пытаюсь много работать. Вот два года назад сделал эксперимент — самостоятельно учу английский язык. Так интереснее.

«ЧЕЛОВЕК — ВСЕГДА РАЗНЫЙ»

— Тебя не без основания считают экзистенциональным писателем, «знатоком человеческих душ». Ты пишешь в жанре психодрамы. Почему ты избираешь такой сложный путь познания человека в него проблемности?

— Я не избирал путь. Путь избрал меня. Наверное, потому, что я имел сложное детство и юность. Мой отец Василий, уже покойный, был несколько лет, еще до моего рождения политзаключенным мордовских лагерей. Моя будущая мама, Вера, дождалась его. Понимаешь, что значило в СССР быть сыном политзаключенного?.. Даже когда я был студентом, меня переспрашивали соответствующие люди об отце. Но, настолько понимаю, дальше не «копали» эту тему. Иначе бы меня  отчислили, и я не окончил бы даже обычный вуз.

— Что ты больше всего ценишь в человеке? И каков человек в настоящее время?

— Ценю честность, ответственность, интеллект. Есть немало человеческих черт, способных вызывать не только отвращение, но и восхищение.

Человек — всегда  разный. Нам нужно привыкнуть к такой правде о человеке, как, например: один и тот же человек может быть и героем, и преступником; один и тот же человек может быть способным как на благородные душевные порывы, так и на никчемные ощущения зависти, бытовой ненависти или предательства.

Правда, большинство людей не «канатоходят» между экстремальными страстями. Они живут узким мировоззрением и очень простыми, по-человечески понятными, желаниями.

«ОСОБЕННО СЕЙЧАС БЕСЧЕСТНО СТОЯТЬ В СТОРОНЕ»

— Когда мы уж заговорили о политике, войне и гражданском выборе, должен ли творческий человек, по твоему мнению, быть активно привлеченным в эти процессы, или стоять в стороне?

— В любом случае он не может стоять в стороне в такой стране, как наша. Это где-то, в Канаде или Швейцарии, или в еще какой-либо Касталии, можно погружаться в утонченные психоделические миры и тревожно-возбудительные виденья, искусственно растревоженные демонами собственного подсознания.

Особенно сейчас бесчестно стоять в стороне! Но у нас «особенно сейчас» равняется «всегда». Если страна исходит кровью ли дебилизируется, то кому будут по-настоящему нужны произведения писателя, особенно во время вырождения? Как писал поэт Станислав Вишенский, «несвежие времена нынешние» глухи и враждебны как к чистому искусству, так и ко всему другому, кроме желания собственного самовоспроизведения. Поэтому только активность, гражданское мужество может хоть как-то противостоять возможному наступлению украинских темных времен.

«МЫ ДОНЫНЕ НЕ УМЕЕМ СТРОИТЬ ГОСУДАРСТВО»

— Роман «Під крилами великої Матері» был одним из первых в литературе, в котором был осмыслен Майдан, что стал символом самых благородных черт украинства и доказательством того, что Украина — это Европа. Что не так с украинством и какую оценку ты дашь украинскому обществу в контексте президентских и парламентских выборов?

— То был мой наиболее идеалистический, даже в какой-то степени наивный, роман. Тогда, после Майдана, как-то коллективно верилось, что  зло преодолено навсегда. Но и в этом романе есть немало предостережений относительно нашей ментальности и возможных сценариев развития Украины...

Мы доныне не умеем строить государство. За 28 лет независимости уже можно было в пустыне дворцы выстроить! Но у нас хоть не было пустыни, зато вырастали, как грибы после дождя, частные дворцы — вместо общественных!

Многие украинцы относятся к своей Родине как к территории. Мне очень режет ухо, даже от многих новых политиков: «Эта страна» или «Ця країна». Когда нет, извините за пафос, сыновней любви к той недолюбленной Отчизне с одной из самых тяжелых мировых историй, то откуда возьмется благосостояние?

Безразличие и крайний эгоцентризм еще никогда не приносил расцвет. А с любви и ощущения личной причастности начинается реальное создание страны наших грез и надежд.

«НЕОБХОДИМА ТЕЛЕПОПУЛЯРИЗАЦИЯ ЛУЧШИХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ СОВРЕМЕННЫХ ПИСАТЕЛЕЙ»

— Каждый из твоих романов достоин отдельного углубленного разговора...  Какой из твоих текстов остается непрочитанным?

— Думаю, что уже нельзя ретушировать правду, преумножая вредные иллюзии. Правда должна  освободить нас, потому что иначе нас ничего уже не освободит ради новой воли государственнического преобразования.

Не только мои романы или эссеистика, но огромный массив неюмористической, не по-плебейски легкой, противоречивой украинской литературы остается мало читаным, известным лишь  отдельным специалистам. Есть немало гуманитариев, даже учителей украинского языка и литературы, которые в своих познаниях остались около стихотворений Лины Костенко, Ивана Драча и Дмитрия Павлычка. Есть огромный массив русскоязычных украинцев, что, сознательно или бессознательно, считают, что... современной украинской литературы нет или она  является подростково недоразвитой.

Здесь необходима телепопуляризация лучших произведений современных писателей. Но в новых условиях это кажется почти невозможным на серьезном уровне. А потом мы мечтаем о Нобеле для Украины. Откуда ему взяться?

Если конкретизировать, то наиболее читаными моими романами является «Інфекція» (об Украине 90-х), «Троянда ритуального болю» (роман о Василе Стефанике), «Маски опадають повільно» (роман о Владимире Винниченко) и «Травам не можна помирати» (об УССР 70-х годов), книжка эссеистики «Канатохідці». Но, наверное, больше всего прочитана моя небольшая повесть для среднего и старшего школьного возраста (серия о Марийке и Костике) «Аргонавти», что изучается в школьной программе  7 класса (улыбается)

Фактически не прочитан мой роман «Десятий рядок», что был издан в «Украинском приоритете», но по определенным причинам... его почти не было в книжных магазинах.

— Твои тексты — это карта познания украинской ментальности, карта травматического опыта человека и нации в целом, например, роман о репрессиях 1970-х годов «Травам не можна помирати». Это твой сознательный выбор — проработка коллективной травмы в литературе как способа преодоления постколониального синдрома?

— Этот роман я писал три года. Да, наша ментальность, как по мне,  страшно травмирована советчиной. В «Травах не можна помирати» как раз речь идет о тихом и коварном додушивании украинского языка и культуры под ярлыком «пролетарского интернационализма». Приглашаю читателей «Дня» прочитать роман,  ведь как и что бы я о нем не  рассказывал, лучше самому убедиться, кто он такой (улыбается).

— Насколько мне известно, этот роман будет экранизирован. На каком этапе сейчас этот проект?

— Роман имеет своих пылких почитателей, которые знают даже отдельные куски текста наизусть. Честно говоря, не уверен относительно экранизации, ведь на это нужны значительные средства. Без государственной поддержки такой фильм не создать. Есть уже киносценарий, написанный писателем и историком Дмитрием Белым, есть небольшая команда, которая готова дерзать над съемками.

Но боюсь, чтобы изменение политической ситуации в Украине не привело к тому, что фильм так и не появится. В Польше или даже России, кстати, таких фильмов о недалеком прошлом десятки и сотни...

«НУЖНО ИДТИ И ВЕРИТЬ, ПОТОМУ ЧТО ИНАЧЕ НАС ОЖИДАЕТ ПРИЖИЗНЕННОЕ ЗАГНИВАНИЕ»

— Над каким романом в настоящее время работает Степан Процюк?

— Это «Пальці поміж піском» — роман об УССР в 50-х годах. Любовная история женатого композитора и актрисы на фоне портретов Сталина. Роман пишется уже больше двух лет. Не хочу вдаваться в подробности, но вижу, что в Украине мало затребована психологическая проза, а также историческая.

Я избавляюсь от всех остатков иллюзий, потому что  одалиски виртуала, выдуманная действительность, гибридно-когнитивная война против Украины, да еще при наличии очень крепкого синдрома малоросса, фактически разбивают современную неразвлекательную литературу. Конечно, есть островки чтения, но...

С другой стороны, сказанное никоим образом не значит, что у меня предъюбилейное упадочническое настроение.

Нужно идти и верить, потому что иначе нас ожидает прижизненное загнивание. Поэтому я верю, что не только допишу свой роман, но сам буду  более-менее доволен написанным, а следовательно, мои читатели, которых все же немало в Украине и за ее пределами.

— В прошлом году ты осуществил турне по Европе и Северной Америке. Какова была цель вояжа и что нового для себя ты привез оттуда?

— Это были три разных поездки с целью презентаций моих книг. В Риме была презентация моих книг в украинском посольстве. Потом — две поездки в США. Первая была в Чикаго в апреле. Там была встреча в украинском институте модерного искусства, в нескольких школах. В октябре побывал в Нью-Йорке вместе с сыном Антоном. Было также несколько презентаций для украинцев. Особенная благодарность нескольким читателям моих книг, без которых эти путешествия были бы невозможными.

Я убедился, что украинство, несмотря на лучшие материальные условия, по большей части генетически несет те же ментальные болячки, что и в Украине. Затворничество, перекрученные представления о современной Украине, небольшие, однако часто перессоренные между собой, группки людей, безразличие к выборам в Украине (это четко показали досрочные парламентские выборы).

Но есть и другая сторона медали. Там по-своему выразительнее становится ностальгия по Украине — и я видел самые чистые и самые искренние переживания активных людей. Также в американской диаспоре есть ее пассионарная часть, без стараний которой была бы невозможной даже моя поездка. Эта пассионарная часть много сделала для Украины, много и бескорыстно.

От себя, от наших более глубоких ран прошлого, от наших хуторянских страхов и, к сожалению, такой же хуторянской легкомысленности там, где этого никоим образом не нужно, от нашего, часто отталкивающего, колониального синдрома, мы не убежим даже в другую Галактику.