«Наказание пространством»

Чем больше появляется исследований, посвященных советской системе, тем четче становится понятно, насколько глубоким и масштабным было ее влияние. Это свидетельствуют, в частности, истории минусников — людей, подвергшихся «наказанию пространством» (определение писателя, доктора исторических наук Елены Стяжкиной). «Эта тема была нераскрыта, поскольку минусники оставались незамеченными и упоминались только в работах по истории паспортизации, в отдельных работах о некоторых категориях репрессированных, а также в работах, где исследовалось введение военного или чрезвычайного положения», — объясняет доктор исторических наук Тамара Вронская. Однако недавно исследовательница в соавторстве с Еленой Стяжкиной подготовила и презентовала книгу «»Мінусники: покарані простором», посвященную именно этим людям.

«УКРАИНСКАЯ ТЕРРИТОРИЯ ВСЕГДА БЫЛА ВКЛЮЧЕНА В РЕЖИМНЫЕ МЕСТНОСТИ»

Наказание пространством, отмечает Тамара Вронская, планировалось большевиками с первых дней их прихода к власти: «Уже в 1917 году издан декрет о революционных трибуналах, где есть санкция — изгнание из столиц. В 1922 году об этом задумались серьезнее. Большевики понимали, что нужно создавать какой-то внесудебный орган, который будет высылать людей, и так появилась особая комиссия по высылке, хорошо известная историкам, поскольку именно по ее решениям, конечно с подачи Политбюро, выселялась интеллигенция, — рассказывает Тамара Вронская. — Но это был 1922 год, все было расплывчато, и они еще не знали, что делать. А когда создали особый внесудебный орган — Особое совещание при ОГПУ — дела у большевиков «пошли лучше». Они получили механизм, как это делать, и начали применять его как карательную меру».

В 1924-м вышла директива, где фиксируют первый географический минус — «минус 6» (отсюда и происходит понятие «минусники»): Москва, Ленинград, Ростов-на-Дону, Киев, Харьков, Одесса. Как отмечает Тамара Вронская, нужно четко различать ссылку и выселение. Первый вид наказания касается случаев, когда одного человека или группу людей (это уже массовые депортации) заставляли покинуть дом и назначали ему/им место, где жить. А при высылке люди ехали из своих домов и селились, где сами выбирали (кроме, конечно, режимных местностей). «Минус 6» властям, похоже, казалось мало, и уже в 1930 году возникает «минус 12» (причем в этот перечень вошла территория, где, как отметила Елена Стяжкина, любил отдыхать Сталин). Да и на этом власти не остановились, зафиксировав в 1935 году «минус 12».

Елена Стяжкина заметила красноречивую деталь: «Украинская территория всегда была включена в режимные местности. А что это значит? Что всю жизнь советская власть точно знала, где ей будет сопротивление, где ее ненавидят с искренним и системным подходом. Скажем, в 1920-е годы режимными территориями были земли Средней Азии. И это понятно, поскольку там решалась проблема подавления повстанцев, и, конечно, если выселить людей туда, они могли присоединиться к повстанцам. Но, в конце концов, когда это смирение произошло, то, наоборот, эти территории стали теми, где жить было можно, они никогда уже не входили в режимные. Украина входила всегда. Как бы ни менялась политическая ситуация на протяжении всего советского периода, мы всегда были подозрительны».

На определении режимных мест ловушки от власти не закончились. Отбыв наказание, формально люди могли вернуться домой. Но фактически нет, так как в действие вступает положение о паспортах, где был прописан список преступлений, осужденные за которые не имели права проживать в режимных местностях, — заключает Тамара Вронская. Так минусниками стали еще большие группы людей.

«МАТРЕШКА ТЕРРОРА»

Итак, подводя итог, кто такие минусники? Как объясняет Тамара Вронская: «Советская власть изобрела понятие «социально опасные по своим связям с преступной средой». «Благодаря» ему, под минус мог попасть очень широкий круг людей, поскольку каждый имел соседей, родственников... Минусники — это люди, которых принудительно выселяли с места жительства с запретом поселяться в определенных местностях. И еще это бывшие узники ГУЛАГа, которые после освобождения не имели права селиться или возвращаться домой, если это были режимные местности. Мы таких людей в нашем труде называем «классическими минусниками», потому что это еще не все группы, их гораздо больше, и обо всех них мы рассказываем в этой книге». Речь идет, в частности, о крестьянах из районов, где происходили восстания, людей, эвакуировавшихся во время войны, пленных и т.д.

Периодом значительного роста количества минусников является время Голодомора: тогда целые семьи могли выселить за то, что кто-то из родных, например, переплыл Днестр, чтобы спастись от голода. Существуют и менее известные примеры: например, о «производственном крепостничестве», возникшем с конца 30-х годов, очень мало написано, хотя этих людей тоже можно считать минусниками. «Определенные отрасли промышленности были отнесены к перечню тех, где у людей забирали паспорт и выдавали удостоверения. Они должны были жить только в определенной местности и не могли никуда уехать. В 1948 году некоторые отрасли выпали из этого «крепостничества», однако и в 1953 году работники сберкасс еще имели такой минус», — отмечает Тамара Вронская.

Однако не только люди, которых выселили, становились заложниками системы, но и те, кто принимал решения о судьбах других. Так формировалась «матрешка террора». «Этот термин мы употребляли, когда рассматривали судьбу крестьянства, третью категорию кулаков, которых отправляли с их земли (часто чернозема) на другую (хуже, например, песчаник). И тут есть то, что многое объясняет в сталинском терроре, а главное в его масштабах, массовости. Дело в том, что решение о том, кто будет выселен на песчаник, принимала не прокуратура, тройка или Особое совещание. Это решение принималось в сельсовете, и в его принятии участвовали председатель сельсовета, секретарь и представители комнезамов, а если их не было, то комсомольцы. И когда это решение принимали, его утверждали в районе или округе... Сначала председатели сельсоветов отвечали, что проверили всех, но кулаков третьей категории нет. Они старались быть хорошими людьми. Но потом к ним приходило указание: «Ищите лучше, а если вы не найдете кулаков третьей категории, то глава сельсовета, секретарь сельсовета будут отвечать за это согласно Уголовному кодексу. И эти люди становились перед выбором: либо расстреляют меня, либо я выселю на песчаник 5-10 семей. Конечно, люди принимали решение в свою пользу. Причем с чистой совестью, что они никого не убили, — объясняет Елена Стяжкина. — Однако, не убивая, эти люди входили в пространство палачей. Они получали страшный опыт, хотя могли его так и не оценивать, и оказывались на стороне зла. И дальше эти люди уже голосовали за тех, кого нужно отдать на рассмотрение следственным органам, переселялись в города и на заводах и в профсоюзах голосовали правильно. Однажды совершив преступление, они просто повторяли его, потому что теперь возврата не было. И в эту воронку, «матрешку террора» — маленькое преступление, большее, огромное — были вовлечены сотни тысяч людей разными способами. И в этом состоит коварство малой репрессии, которая делает всех заложниками системы».

В заключение хотелось бы вспомнить еще одно, менее видимое, влияние советской системы. «Если точка отсчета — пуля в затылок, без суда и следствия, то, конечно, изгнание — это милость. Но если точкой отсчета становятся права человека, ценность человеческой жизни, то наказание изгнанием это страшная трагедия. И люди, которые жили, например, в Донецке и вынуждены были уехать, прекрасно знают, насколько это нелегко, насколько это страшное наказание, — отмечает Елена Стяжкина. — СССР сформировала такую кровавую точку отсчета, что, действительно, минусники это счастливчики. Это люди, которые не считали себя наказанными. Они даже, как справедливо заметила Тамара Вронская, когда начался процесс реабилитации, не претендовали на реабилитацию на этот счет, потому что не считали, что с ними сделали что-то не так». Это еще раз напоминает о том, каким был угол отклонения от демократических ценностей. И то, сколько еще предстоит сделать, чтобы окончательно его ликвидировать.

Мария ЧАДЮК, «День», фото с виртуальной выставки «Депортации. Визуальная память»