Королева без свиты

Восемь лет назад, однако, перевод «братской литературы» в Москве перестал быть объектом партийной пропаганды и выяснилось сразу, что вся эта «литература» не очень-то нужна — ни издателям, ни, в конечном итоге, публике. Стереотипный образ «поющей и пляшущей Малороссии» (по Гоголю) или же полностью ксенофобское видение украинцев как «чугунноголовых» (по терминологии Белинского), очевидно, долго еще будет определять отношение русских к «младшему брату».

Наиболее драматичным следствием постколониальной ситуации является, однако, подобное отношение к себе самим (своему языку, культуре) самих туземцев, в нашем случае — украинцев, прежде всего так называемых русскоязычных (хотя и не только).

Как убедительно показали западные исследователи постколониализма, «проекция коллективной тени господствующего общества (его подсознательных негативных представлений о себе), осуществляемая на протяжении длительного времени на порабощенную группу, имеет на нее абсолютно разрушительное влияние, поскольку и группа постепенно начинает отождествлять себя с такой проекцией в силу того, что упомянутая тень принадлежит господствующей группе, которая закономерно воспринимается порабощенной группой как «высшая». После этого — колонизированные окончательно теряют уверенность в своих качествах (качествах своей культуры и своего общества), все сильнее перенимая точку зрения колонизаторов... Туземец начинает ненавидеть и презирать себя и тем самым углубляет собственное порабощение... Порабощенная группа становится в конечном итоге униженным меньшинством на своей собственной земле».

На Украине, где отличие между двумя основными группами является прежде всего языково-культурным, а не рассовым, проблема социального уничижения аборигенов-колхозников решается (или, по крайней мере, смягчается) невозможным в Африке или Америке способом: сменой «черной» кожи на «белую», т.е. «низшего» украинского языка на «высший» русский. Как следствие — русификация и, соответственно, культурная «креолизация» аборигенов в Украине продолжается, несмотря на формальную политическую независимость страны и даже признание туземного языка «государственным».

Конвертированные аборигены, как правило, стесняются своей «аборигенности» (украиноязычных сельских родителей, например), и еще меньше чем русские склонны проявлять какой-либо интерес к туземной, т.е. низшей, в их глазах, культуре. Посему даже очень хорошие украинские книги, журналы (спектакли, фильмы, кассеты) не находят в «украинских» городах массового спроса, тем временем как третьесортный московский масс-культ (даже не американский, который действительно намного лучше) восторженно потребляется доверчивыми аборигенами. В культурном плане Украина все еще является «Малороссией», т.е. примитивным поставщиком культурного сырья и пассивным потребителем готовых (большей частью второсортных, бэушных и устаревших) культурных продуктов, произведенных в Центре.

В то же время социологические исследования показывают, что в политическом плане население Украины все больше отождествляет себя с Украиной и меньше — с «Россией» и «СССР». Трансформируется ли когда-нибудь эта политическая «українськість» в культурную — сказать трудно; в любом случае, пока что украинская культура в Украине в большей мере чувствует себя в ситуации героини грустной притчи, рассказанной как-то по случаю Е.Сверстюком: «Они не хотят играть королеву!» — заплакала артистка, которая хорошо играла эту роль, но ее партнеры не смогли создать атмосферы, в которой ее слова и жесты имели бы смысл».

И пока украинская литература «будет играть королеву» без партнеров, без реквизита и, в конечном итоге, без зрителей, все разговоры об «украинских маркесах и агатах кристи», о «нобелевке» и «возможности бестселлера» будут, в лучшем случае, наивным бормотанием.