«Атомное сердце» Украины может остановиться?

«Налицо опасность деградации атомной энергетики», — отметил в минувшую пятницу на заседании консультационного совета политических партий Запорожской области президент Запорожской атомной энергетической корпорации, бывший директор ЗАЭС Владимир Бронников. По его мнению, сегодня атомная энергетика становится опасной из-за высокой вероятности отключения любого атомного энергоблока при падении частоты в единой энергосистеме.

Так, при частоте ниже 48,75 герц происходит автоматическое прекращение подачи мощности на энергосистему и перевод ядерных блоков на подпитку собственных нужд. При падении частоты до 46 герц реактор вообще переводится в подкритическое состояние, а для нужд станции запускаются дизель-генераторы. Реальных последствий такого «самообслуживания» предугадать никто не может. Владимир Бронников считает, что это может привести к потере энергоблока.

Ситуация с погашением задолженности по заработной плате атомщикам так же остается сложной. Напомним, что общая сумма задолженности составляла с начала года 150,36 миллионов гривен плюс 29,7 миллионов — текущая зарплата. По данным объединенного профсоюза НАЭК «Энергоатом», из поступивших на АЭС с первого октября по середину ноября 100 миллионов гривен на заработную плату израсходовано 76 миллионов. Остальные деньги ушли в «текучку».

Это при том, что, как указано во «Временном положении о порядке... погашения задолженности», подписанном после октябрьской манифестации атомщиков, «направление средств на нужды, не связанные с выплатой зарплаты... не допускается...». В коллективах некоторых АЭС снова звучат призывы к выходу на манифестацию...

Напомним, что в текущем году Украина выработала последнее топливо, полученное в компенсацию за вывезенные ядерные боеголовки. В связи с этим, по прогнозам экспертов, задолженность Украины перед Россией за свежее ядерное топливо на конец года составит $250 миллионов, а в следующем году вырастет еще на $400 миллионов. Напомним также, что еще в 1994 году для финансирования работ по созданию собственного производства топлива указом Президента был учрежден Фонд создания национального ядернотопливного цикла. В него предполагалось направлять средства от реализации электроэнергии, полученной из «компенсационного» топлива. Сейчас этот фонд фигурирует только в контексте $400 миллионной задолженности в него... Куда же реально ушли средства, предназначенные для фонда, выяснить еще предстоит, но о перспективах создания в ближайшем будущем в Украине собственного топливного цикла говорить не приходится.

Итак, Украина перед выбором. Если атомная энергетика ей нужна, в нее должны быть вложены немалые средства. Однозначно: доить столь взрывоопасную отрасль становится опасно. Но, быть может, себе дешевле будет вложить средства в планомерный вывод отрасли из эксплуатации?

«Кризис в атомной энергетике созрел не вчера», — убежден генеральный директор ЧАЭС Виталий Толстоногов, который согласился ответить на вопросы корреспондента «Дня» Виталия КУКСЫ.

— Чем ситуация на вверенной вам станции отличается от других?

— ЧАЭС — обычный энергогенерирующий объект. В его состав входят: один работающий блок, два остановленных, и «Укрытие». Деятельность последних финансируется из бюджета. Я считаю, что положение на ЧАЭС не хуже, чем на Хмельницкой АЭС, где один блок работает и один строится, или на Ровенской, где два маленьких блока, один большой и один строящийся. И нагнетать обстановку вокруг Чернобыльской станции не стоит.

— Часто возникают разговоры о критическом состоянии объекта «Укрытие». Имеются ли для них основания?

— На самом деле оснований для разговоров о сложном положении в «Укрытии» больше не стало. Хотя естественные процессы деградации конструкций идут постоянно. Самое неприятное, что состояние обломков и конструкций внутри «Укрытия» не исследовано и не просчитано. Более того, сами элементы «саркофага» опираются на поврежденные конструкции здания. Конечно же, если нет прямых доказательств надежности объекта, назвать его безопасным нельзя.

— Как обстоят дела с выполнением Украиной своих обязательств по проекту превращения «Укрытия» в безопасный объект?

— В среднем, для того, чтобы получить средства в размере $100 миллионов, Украина должна затратить $7 миллионов своих. А их просто не выделяется. Кроме этого, ЕБРР не платит денег вперед, а только компенсирует Украине затраты на уже выполненные работы. И тут могут возникать сложности, например, если затраты Украины покажутся банку чрезмерными или излишними. По четырем пакетам мероприятий уже подписаны контракты на сумму $120 миллионов. Всего пока из необходимых $750 миллионов собрано 350—400. Относительно того, когда же появятся остальные деньги, ничего определенного сказать не могу. Ассамблея доноров ЕБРР постоянно стимулирует поиск денег. В настоящее время идут процедуры тендеров на выполнение работ согласно SIP.

— Какова сейчас на станции ситуация с выплатой задолженности по заработной плате?

— Задолженность по заработной плате составляет сейчас два месячных фонда оплаты труда. На начало года она составляла 9,7 миллиона гривен или три месяца. Текущая зарплата выплачивается. Раньше мы практиковали выплату зарплаты талонами и бартером, они породили огромную задолженность станций в Пенсионный фонд. По желанию работников в счет зарплаты они покупали в кредит товары, шли в счет зарплаты и коммунальные услуги. Вообще, ситуация с задолженностью по зарплате зрела уже несколько лет.

Одной из главных проблем станции считаю завышенную численность персонала. Так, на ЧАЭС сейчас, вместе с непромышленным персоналом, работает 9920 человек. До аварии, когда четыре блока работали и один строился, персонал был гораздо меньше! При Союзе были установлены жесткие нормы по персоналу, примерно один человек на один мегаватт. По принятому в 1992 году Закону «О предприятии» руководители получили право самостоятельно устанавливать структуру и численность персонала. В результате с 1990 по 1998 годы она на всех станциях выросла с 32 тысяч до 50 тысяч человек. Причем рост этот не связан с вводом новых блоков. У него, конечно, были и объективные причины, такие как требования регулирующих органов, но не на 60% же! Проблемы с выплатой зарплаты во многом являются следствием раздувания штатов.

— Влияет ли, на ваш взгляд, социальная напряженность, связанная с задолженностью, на безопасность производства?

— Я считаю, что напряженности, могущей повлиять на безопасность станции, в коллективе нет. Персонал станции понимает, что ситуация с зарплатой вызвана не директором, а ситуацией в стране. Коллектив вышколен, как и подобает коллективу ядерного производства. Даже во время манифестации люди вели себя организованно, спокойно. Они способны слушать, слышать. Комиссия профкома не нашла никаких нарушений наших договоренностей.

— Как решается на станции проблема приобретения свежего и вывоза отработанного ядерного топлива?

— Вывоз отработанного топлива со станций, имеющих реакторы РБМК, не осуществляется, оно хранится на станциях. Сейчас у нас работает хранилище отработанного ядерного топлива ХОЯТ-1, в 2001—2002 годах будет введено в строй сухое ХОЯТ-2, емкость которых вполне достаточна. Имеющегося топлива, учитывая недоиспользованное топливо с первого энергоблока, хватит до 2000 года, до предполагаемого вывода станции из эксплуатации.

— Ситуация на бартеризированном энергорынке также не совсем благоприятна для хозяйственной деятельности станций...

— Энергорынок наш сделан по образу и подобию английского. Там цена на электроэнергию меняется 48 раз в сутки. А у нас за электроэнергию денег почти никто не платит, о каком же рынке может идти речь? «Энергоатом» к рынку почти никакого отношения не имеет, так как у компании мало голосов в Совете энергорынка. И правила на нем устанавливают не генерирующие компании, а Совет и НКРЭ. Так называемые операторы рынка заняты в основном изъятием долгов. Часть ликвидных предприятий действительно замкнута на поставке топлива для АЭС.

— В заключение, расскажите немного о себе...

— Родился я в 1947 году в Зауралье. Закончил Уральский политех по специальности «Атомные электростанции и установки». Служил в армии, был командиром танкового взвода. Пятнадцать лет проработал на Белоярской АЭС, последняя должность там — начальник реакторного цеха. Станция эта эксплуатировала уникальные реакторы — два с перегревом пара, а сейчас — один с жидкометаллическим теплоносителем. После аварии на ЧАЭС вышел приказ № 10, призывавший специалистов со всей страны на помощь в Чернобыль. И в 1988 году я пришел на станцию рядовым инженером. Считал, что должен сначала изучить новые реакторы. В 1990 стал начальником реакторного цеха № 2, затем реакторного цеха № 1, позже — начальником объединенного реакторного цеха, с 1992 — начальник объекта «Укрытие», в 1995-96 годах — главный инженер станции. В начале 1997 года перешел в «Энергоатом», который тогда еще не работал — исполнительным директором по надзору и качеству. С мая 1998 — директор ЧАЭС. Женат, имею троих детей. Старшая дочь — редактор, средний сын учится в Севастопольском институте ядерной энергетики, младший сын — школьник. Живем в Славутиче, вместе со своей командой.