Здесь танцуют

Лучше поздно, чем никогда. О мытцивне (эндемично украинское слово, которое можно очень приблизительно перевести как «место искусств») «Модуль», которая существует уже 4 года, я узнал только в прошлом месяце, во время поездки в Днепр.

Находится «Модуль» в бывшей милицейской (!) типографии, в самом центре. Полдесятка комнат, покрашенных черным. Стены частично оформлены электропанелями с какого-то допотопного советского завода и плакатом «Правильно выбирай светофильтры». Есть концертная площадка, студия звукозаписи, репетиционная база, танцпол, бар-кофе, чилл-ауты — залы для негромкого отдыха. Перед входом в теплое время ди-джей за пультом на фоне стены, расписанной абстрактным муралом, озвучивает атмосферу. Во дворе под деревьями стоят столы и стулья, рядом народ режется в настольный теннис. В соседнем здании пары среднего возраста учатся танцевать сальсу.

Назвать это место ночным клубом — сильно сузить его значение. Это и клуб, и сцена, и общинный центр, и сквот. Иначе говоря, полюс социальной магии, где уже через 5 минут чувствуешь себя и как дома, и как где-нибудь в Берлине одновременно. Для сотен молодых днепрян(ок) само существование «Модуля» является одной из весомых причин, чтобы оставаться в городе.

Всеукраинскую известность днепровская мытцивня обрела во время карантина, став партнером онлайн-фестивалей «Интерсити Live». Музыканты выступали внутри, публика сидела на улице и смотрела выступления с экрана, все транслировалось в Интернете. Подключались артисты из других городов и мест, даже из Антарктиды. Вскоре здесь откроется собственная фирма звукозаписи, а в конце агуста пройдет четвертый «Интерсити Live».

Основали «Модуль» Никита КОЗАЧИНСКИЙ и Евгений ГОНЧАРОВ.

Никита родился в Днепре в 1986. Окончил Химико-технологический университет по специальности «автоматизация производственных процессов». В 2008—2014 — кризисный менеджер в нескольких ІТ-компаниях, в 2014—2016 президент благотворительного фонда, целью которого была адвокация прав людей, потерявших конечности во время войны на востоке Украины

Евгений родился в Днепре в 1986. Учился в Днепровском университете экономики и права им. Альфреда Нобеля. Магистр по специальности «менеджмент организаций». Работает менеджером и дизайнером в компании «Градиент-плюс», производящей рекламные и сувенирные спички. Соучредитель и совладелец промо-группы Abstract Beats, соорганизатор фестивалей «Електропикник» и «Атмосфера».

Осенью 2016 с Никитой и Евгением произошел «Модуль».

ТОЧКА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ

— Как вы пришли к этому?

Евгений Гончаров: У меня достаточно долгая история, связанная с музыкой, концертами и тому подобным. Все началось 15 лет назад. Мы с друзьями организовывали подпольные драм-н-бейс-вечеринки (направление электронной музыки, характеризующееся быстрым темпом, синкопированными партиями ударных и глубоким басом. — Д.Д.) в маленьком клубе на жилмассиве «Победа». Были большие рейвы (техно-вечеринка. — Д.Д.) на 2000 человек, но там звучала слишком жесткая музыка, а мы любили более разнообразное звучание. За эти 15 лет сделали еще и 3 фестиваля электронной музыки «Атмосфера», серию вечеринок и выставок актуального искусства на базе культурного центра «Арт-квартира». Так тусовались-тусовались и поняли, что нам не хватает своего места. С этой идеей я пришел к Никите, с которым тоже был знаком не первый год.

Никита Козачинский: Он делал вечеринки и понимал, как их делать, а я в то время работал менеджером в ІТ-компании. Жил некоторое время в Киеве, участвовал в Революции Достоинства. Когда началась война, вернулся в Днепр, проводил аудит нескольких подразделений и предыдущих IT-проектов в облгосадминистрации. Тогда же и понял, что хочу быть здесь, в этом городе. Правда, ничего не имел. Офис закрыл еще в 2013. А если совместить офис, где смогу работать, с местом, где происходит культурная жизнь, чтобы никуда для этого ездить не приходилось? Когда мы нашли заброшенный полицейский участок, то выбор отпал.

Е. Г. Ну, это не совсем полицейский участок. Это бывший Дворец культуры МВД.

Н. К. В помещениях, где находится «Модуль», была ранее типография, где мы нашли очень много артефактов. Целая выставка с физиономиями из 1990-х...

Е. Г. Недопечатанные повестки...

Н. К. Ориентировки...

Е. Г. Удостоверения...

Н. К. Шкафы для автоматов. Мы разгребли хлам и решили, что сделаем место, где люди будут наслаждаться жизнью. Ночной клуб — это очень политический вопрос на самом деле.

— В Украине иначе не бывает.

Н. К. Это не только об удовольствии. Это о личной свободе. Позволить себе быть тем, кем хочешь быть.

Е. Г. Днепр фактически — вымирающий город. Единственное, что приходит в голову, чтобы как-то задержать людей здесь — создать место, которое бы их привлекало. Всех, кто хочет отдыхать качественно, под интересную музыку.

Н. К. Если мы рассматриваем вымирание как отток населения, то есть два пути: либо идти в политику, менять всю систему, к чему я на настоящий момент, к сожалению, не готов, или же помочь реализоваться людям, которые в данный момент не могут себя реализовать.

Е. Г. Создать нужную платформу, площадку.

Н. К. Выслушать, чего им не хватает, познакомить друг с другом. Если взять образовательные программы в нашем училище культуры, то там нет и намека на электронную музыку. То есть целый пласт молодых людей находится в параллельной реальности. Не могут реализоваться, поскольку нет возможности, и поэтому ищут возможности за пределами города.

Е. Г. А так они остаются здесь, начинают что-то делать.

Н. К. Происходит синергия совершенно разных характеров и талантов. Поэтому мы больше не о музыке, а о сообществе. О взаимной поддержке, о взаимопомощи. Тот, кто получит нужную услугу, затем сам рад помочь. Поэтому мы и политически странные. Отчасти правые, потому что за Украину и за осознание себя украинцами, а также и левые, потому что готовы делиться тем, что у нас есть, не считаем это нашей частной собственностью. Если посмотреть на жизнь среднестатистического жителя Днепра, то он должен проснуться, поехать на работу, отработать там, вернуться, поесть, лечь спать и все. Ни культурного сотрудничества, ни взаимодействия. Не имеешь своего взгляда, не имеешь ничего.

Е. Г. Мы стараемся разрушить этот порядок вещей.

Н. К. Хотим показать, что нам не пофиг, что готовы делиться — а это значит, что и с нами поделятся. Нечто вроде анархического взаимодействия по горизонтали. Потому что от государства я вижу только картинку, только мужиков в пиджаках и больше ничего. Они там свое решают, а мы живем совершенно отдельно. Мне кажется, что Майдан дал нам нереальный толчок в осознании себя как членов гражданского общества, с которым можно делать различные взаимовыгодные коллаборации — от культурных до экономических.

— То есть можно сказать, что «Модуль» — это прямое следствие революции?

Н. К. В тот момент, в 2013, я понял, что на моих глазах рождается страна. О ней много говорили, много писали, были бумажки, подтверждающие факт ее существования, но воочию увидел ее только тогда. И это в корне меняет отношение. Ты не можешь сидеть и ничего не делать.

АВАНТЮРА

— Все же хочется услышать подробности. С чего «Модуль» конкретно начался?

Н. К.  С того, что ты ходишь и ноешь: «Почему этого нет, почему того нет?» Вдруг случилось так, что Евгений продал машину и захотел купить новую квартиру.

(Евгений смеется)

А у меня были отложены деньги и осталась часть оборудования от предыдущего проекта, похожего на «Модуль», но то было закрытое место, для своих. И вот товарищ написал в Фейсбуке, что в центре сдают заброшенный дом. Ни окон, ни электричества, ни воды. В 2012 там хотели сделать кошерный рыбный ресторан, но не получилось. Я позвонил Евгению, в тот же день пошли посмотрели, арендодатели нам сказали, сколько это стоит, мы не раздумывая ответили «Да».

Е. Г. Без бизнес-плана, без ничего. Мы же совсем не бизнесмены, и от этого регулярно страдаем.

Н. К.  Конечно, наших денег не хватило, пришлось занимать. Мы думали, что сделаем все за полгода максимум, и дальше будем иметь прекрасную жизнь.

Е. Г. Выйдем сразу в плюс, каждый вечер по 300 человек будет приходить...

Н. К. И еще откроем разные места. Слишком оптимистично. Если бы знал на тот момент все, что придется делать, я бы 200 тысяч раз подумал. Но незнание и неграмотность сыграли на руку. Половина проекта — это смелость, а вторая половина — уверенность, что все получится. Сначала — идея, прототип, единомышленники, а после поиск ресурсов. В ІТ-секторе именно так. Не бывает, чтобы ты что-то придумал и сразу реализовал. Замысел должен найти поддержку.

— Вы имели общее видение, как это будет выглядеть?

Н. К. У него была своя идея, а у меня своя.

Е. Г. Я склонялся больше к фанку и хип-хопу.

Н. К. А я хотел только техно. Мой друг Станислав ТОЛКАЧЕВ, тоже днепрянин — очень успешный в Европе техно-диджей. То есть я хотел так, Евгений — иначе. Вышел выстраданный компромисс, выход за пределы своих желаний, когда ты говоришь: «Давай твои вечеринки по пятницам, мои по субботам».

Е. Г. Сначала мы все время спорили. Я настаиваю: «Больше драм-н-бейса!», Никита упирается: «Нет, больше техно!»

Н. К. Ссорились постоянно. Почти закрылись уже раз 5. «Да пошло оно все к черту!!!»

Е. Г. «Я тебя ненавижу!»

Н. К. Бывало, не разговаривали, шли в длительные отпуска. Мы все живые люди. Но как раз такими кризисными ситуациями проверяется жизнеспособность любой структуры.

Е. Г. И как показала практика, структура оказалась достаточно устойчивой.

Н. К. Вот я пару месяцев назад попал в больницу с невралгией. О «Модуле» я переживал наименее. Потому что знал, что им занимаются, всегда прикроют меня. Подтверждение этому чувству общности дало карантинное время, когда мы не могли работать. Люди, зная, что нам плохо, начали помогать.

Е. Г. Жертвовать.

Н. К. Подбрасывали деньги, лишь бы мы не закрылись. Я много раз слышал, что если мы закроемся, то для многих это станет катастрофой.

Е. Г. То есть они бы просто уехали из города.

Н. К. Совок и 1990-е начисто отбили в нас желание сотрудничать. Это надо менять. Чтобы в головах произошел сдвиг, чтобы понимали, что люди хотят сильного взаимодействия, чтобы делать крутые проекты. Только бы государство не мешало.

— А оно мешает?

Н. К. У нас было несколько недоразумений — назовем их так. Был суд, который мы выиграли. Но я не хотел бы говорить о них подробно, потому что у нас мировая. Днепр удивительное место: мы не устраиваем акции протеста, а власть не приходит к нам. А охраняет нас «Правый сектор».

— Неожиданно.

Н. К. У нас много друзей, которые воевали. Исключительно добровольцы. Начальник охраны — ветеран, окончил Московскую консерваторию по классу фортепиано, на всех вечеринках ножкой подтаптывает. Мы делегировали их разговаривать с полицией. Они здесь проводят собрания ветеранов. Эти же ребята, кстати, охраняют вокзал, другие стратегические объекты. Если кто-то приходит с претензиями — мы ведем, все показываем. Все чисто, прозрачно. Поэтому государство не слишком вмешивается.

Е. Г. Но у нас есть еще план В, план С. Есть миллион планов, если начнут вмешиваться. Мы дадим достойный отпор.

Н. К. За 3 года существования конфликтных ситуаций было множество. И ни разу государство не помогло решить проблему. Наверно, и не надо.

СЕГОДНЯ

— Что такое «Модуль» сейчас?

Н. К. Наши сферы деятельности меняются каждые 2-3 месяца. Например, карантин дал толчок к развитию видеосъемки, живых трансляций в Интернете. Мы ничего не знали о такой съемке, но поняли, что за ней будущее и у нас нет другого пути, чем выйти онлайн. Завели youtube-канал, накупили камер.

Е. Г. Набрали классной техники в долг. То есть сейчас наш новый профиль — это стрим, съемка. Далее будет постановка клипов, видеостудия.

Н. К. А еще хотим делать собственный лейбл под названием Dnipropop — выпускать музыку. Сейчас к нам переехала классная студия звукозаписи. Поэтому мы обзавелись качественной аппаратурой и можем записывать альбомы, песни. Готовимся к этому.

Е. Г. Ходили выбивать деньги у города.

Н. К. Защищали два гранта. А еще мы концертная площадка, но пока не можем работать по нашему основному профилю.

Е. Г. У нас также есть музыкальная лаборатория.

— Что это?

Е. Г. Предоставляем молодым музыкантам возможность репетировать бесплатно под руководством опытных людей, которые могут рассказать, как пользоваться тем или программами, как работает то или иное «железо». Если кто-то хочет делать музыку, то они могут найти у нас поддержку, опыт и ресурсы. Образование — это самое важное. Очень жаль, что молодежные вещи не вписываются в понимание того, что есть образование, в консерваториях и других подобных структурах. Почему в американских университетах это все давно излагается, а у нас нет? У меня впечатление, что мы снова выполняем работу государства.

КОМПРОМАТ И ГОРДОСТЬ

— Какой из акций «Модуля» вы особенно гордитесь?

Е. Г. Всеми. Кроме одной вечеринки — «Диско 1990-х». Этим точно не горжусь. Под остальным репертуаром можем смело подписаться.

— А что не так с дискотекой девяностых?

Н. К. Она действительно вышла странная. Мы решили послушать какое-то музло из 1990-х в нашем понимании. Но не такое, как в других местах. И это был капец. Пришли тысячи.

Е. Г. Не тысячи — 450.

Н. К. 450 мы пропустили. Остальные просто не влезли. Пришлось закрывать двери.

Е. Г. И это очень показательно. Оказывается, Днепру нужно такое нехитрое развлечение.

Н. К. Даешь им простенькую музычку, кальян и шаурму, и они счастливы.

Е. Г. Очень не хочется идти таким путем.

Н. К. Конечно, есть спрос и предложение. Но если мы говорим о культуре, то она как раз не должна ориентироваться на спрос.

Е. Г. Абсолютно.

— Хороший культурный менеджер формирует спрос, не наоборот.

Н. К. Именно так. Культура имеет расширять мировоззрение людей. Что мы делаем? Мы о деньгах или о чем-то другом?

Е. Г. Кстати, за одну ту вечеринку мы заработали столько, сколько не зарабатывали за месяц, и на следующий день о нас написали миллион возмущенных отзывов в Фейсбуке, потому что пришла не наша целевая аудитория, а те, что привыкли к «шику» с караоке и позолотой.

Н. К. Что за притон, что за черная дыра!

Е. Г. Писали, что у нас теперь золотые зубы, вензеля и Пшонка-стайл.

Н. К. Многих мы разочаровали. И, заработав кучу денег, получили больше отвращения.

Е. Г. Но по крайней мере поняли, что это точно не наш стиль и мы в нем не останемся.

Н. К. Ну разве что только один раз еще.

Е. Г. Без меня, пожалуйста.

Н. К. Но все же если говорить о гордости, то это серия из трех онлайн-фестивалей «Интерсити Live». Мы стали соорганизаторами.

Е. Г. Чем он крут — в карантинное время мы даем молодым группам площадку, где они могут выступить перед большой аудиторией. Так, второй «Интерсити» смотрело 2000 человек. А в сумме получилось 80000. Для молодой группы — нереальное количество.

Н. К. Это, кстати, еще и показывает, что с каналами коммуникации что-то не так — потому что имеется масса талантливой молодежи, о которой мы ничего не знаем.

Е. Г. Они не звучат по радио, их не крутят по долбаному М1.

Н. К. То есть ряд талантливых артистов в нашей стране отрезан от медиа и от своей потенциальной публики.

Е. Г. Обидно, потому что это чаще всего репертуар европейского уровня. Просто у нашего общества иной запрос — или даже не у общества, а у деятелей, которые навязывают свой контент.

Н. К.  В этом смысле кризис — это хорошо, оказалось, что из него можно выжать что-то любопытное. Потому что без кризиса ты занимаешься рутиной и многого не замечаешь.

Е. Г. Положительная сторона коронавируса — то, что исчезает оправдание «у меня нет на это времени».

О ДЕНЬГАХ

— Откуда взялось слово «мытцивня»?

Н. К. Мы подавали грантовую заявку, описывали, кто мы и что мы.

Е. Г. «Ночной клуб» не напишешь, арт-пространство — слишком заезжено.

Н. К. И не характеризует никак.

Е. Г. Думали-думали, а потом решили: у нас же здесь артисты, то есть мытци, поэтому мытцивня.

Н. К. И аналога на русском нет.

Е. Г. «Мытцивня «Модуль»» и звучит хорошо, и моментально находится в Гугле.

Н. К. Может, когда-нибудь это слово появится в словаре.

— Удается здесь зарабатывать? Или хотя бы выходить в ноль?

Е. Г. Жестко на нуле.

Н. К. Мы начинали очень лихо, не посчитав, сколько нам надо. Оказалось, что надо гораздо больше, чем думали.

Е. Г. Я живу на 10000 гривен в месяц уже лет пять.

Н. К. Нельзя сказать, что совсем ничего не зарабатываем, но 90% прибыли тратится на покупку странных приборов. У нас еще нет полного комплекта аппаратуры, приходится что-то занимать или арендовать. Кормим несколько бизнесов по прокату оборудования, которым наплевать на то, что мы делаем. Зарабатывают все, кроме нас.

— Евгений, выходит, вы остались и без машины и без квартиры, зато с «Модулем»?

Е. Г. Именно так. Но я придерживаюсь здорового образа жизни, уже 3 года катаюсь на велосипеде или хожу пешком. Даже маршрутками не пользуюсь.

Н. К. Были люди, которые обещали деньги за смену нашей музыкальной политики, но они смотрят опять-таки глазами бизнеса. И партнерства с ними не хотелось бы.

Е. Г. Один наш друг, владелец сети чайных магазинов, дал нам денег, около 10000 долларов, чтобы мы не развалились.

Н. К. Мы смогли расширить площадь, докупить оборудования.

Е. Г. То есть простимулировал наш рост просто потому, что мы ему интересны, хотел помочь.

ОБЩНОСТЬ

— Как бы вы оценили состояние днепровской сцены?

Е. Г. Мы можем поддерживать только тех, у кого есть желание развиваться. Таких немного в нашем поле зрения. Их и не может быть много, но они точно есть.

Н. К. В этом наличии, думаю, и наша заслуга. Мне кажется, что мы уже оттолкнулись от дна и уходим понемногу вверх. Если не случится большая беда и снова придется бороться за выживание.

— Как уже было в том же Днепре в конце 1980-х. Вот вы, Никита, жалуетесь на государство, но надежда как раз в солидарности между людьми, а не в бюрократии. Проверено.

Е. Г. Это самая большая ценность. И этому, кстати, удивляются люди из других городов, те же киевляне. А я удивляюсь, почему у них такого нет.

Н. К. Мне определенное время — с 2016 по 2018 — казалось, что младшее поколение — какие-то ужасные придурки, которые не разделяют мои ценности. И вот невероятным образом появляется 17-19-летняя молодежь, у них своя жизнь, но они готовы работать, чтобы здесь было лучше. Покрасить стену, еще что-то сделать. Ты просто прозреваешь, что они такие есть. За ними будущее и им надо верить. Многие из них из очень разных семей. Такие истории бывают... Приходит девочка в «Модуль»: она сюда сбежала из дома, потому что ее мать потребляет наркотики и она там боится быть. Люди рассматривают это место как зону своей личной безопасности.

Е. Г. Можешь здесь действительно быть собой.

Н. К. И если у тебя дома какие-то проблемы, то ты здесь можешь с кем-то поговорить. Укрыться. Даже переночевать. Этому надо учиться у молодых — слышать и защищать друг друга, быть более открытыми.

ФУТБОЛ И ВЕТЕР

— Чем вы еще увлекаетесь?

Е. Г. Люблю играть в футбол. Мы по вторникам музыкальной тусовкой гоняем мяч. Половина знакомых музыкантов там играет. И это тоже о сообществе. А еще ходим в походы. Раз в сезон делаем выездное сборище, например, выезжаем зимой на Драгобрат — 150 человек, кататься на сноубордах. Снимаем целый отель. Летом и весной по Южному Бугу сплавляемся на рафтинге, ночью отдыхаем под музыку, как привыкли это делать в городе. В это году в День независимости пойдем на Говерлу. Тоже с музыкой.

Н. К. На данную минуту у меня два увлечения: моя девушка Ася и парусная регата. Футбол не люблю, а парусный спорт обожаю.

Е. Г. Словом, ведем активный образ жизни. Спорт плюс немного выпивки.

РОДИТЕЛЬСТВО

— Великая Французская революция началась с того, что парижане разрушили ужасную тюрьму — Бастилию, а затем установили на том месте табличку «Здесь танцуют». Вы своими танцами в милицейской типографии мне об этом напомнили.

Н. К. Это действительно очень похоже. Роль полиции, государства в целом надо переосмысливать. Так что только танцевать. Это то, что нам остается. Делать музыку, рисовать, танцевать. Искать своих людей. В одиночку мы слабые бесполезные существа. Вот я родился в СССР, мне 34, а моей стране 7. Я ее родил, не наоборот. Нам ее строить.

Е. Г. Растить, воспитывать.

Н. К.  Как мы решим, так и будет. По-моему, Украина — лучшее место на земле.

Е. Г. А Днепр — лучший город в Украине. Именно поэтому я сегодня в футболке «Днепр».