Отныне заблужденье невозможно

«Земля голубая, словно апельсин» стал известен задолго до национальной премьеры, поскольку получил приз за лучшую режиссуру в конкурсе мировой документалистики фестиваля независимого кино «Сандэнс» (США) и ряд других наград. Название фильма является цитатой из стихотворения французского сюрреалиста Поля Элюара:

Земля голубая,

словно апельсин

отныне заблужденье

невозможно слова не врут

Они не позволяют

больше петь

Сюрреализм — это совмещение несовместимого, это вещи не на своих местах. Что, собственно, и происходит во время войны. Цилык отслеживает жизнь многодетной семьи в Красногоровке — донбасском городке, постоянно находящемся под обстрелами. На Анне ГЛАДКИХ, которая сама растит четверых детей — Мирославу-»Миру», Настю, Владю и Стасика, — война лежит особо тяжким бременем. Мирослава готовится к вступлению на кинофакультет Национального университета культуры и параллельно делает фильм о жизни семьи, вовлекая в процесс родственников, соседей и даже украинских военных. Собственно, фильм и начинается со съемок — один за другим дети, а потом сама Анна садятся перед камерой для первых дублей на фоне черной ткани, прикрепленной скотчем на стене. Отдаленные звуки обстрела этому не мешают. Владя вообще ничего не может сказать, всхлипывает от растерянности. Старшие собираются с мыслями, Мирослава командует: «Начинаем». Но начинает сама реальность: щелчок киношной «хлопушки» в руках Влади влечет через резкий монтажный стык настоящий взрыв. Паника. Темнота. Звон в ушах. Разбит соседний дом. Земля голубая, словно апельсин.

Аня и ее дети живут вопреки ужасу и абсурду, в которые Красногоровка погружена уже шесть лет. «Война — это пустота», — говорит Мирослава. Однако в ее доме смеются, занимаются музыкой и кино, играют с кошками и с черепахой, которая появляется в самых неожиданных местах.

А еще скрываются всей семьей в подвале — не от обстрела, а ради съемок-реконструкции того, как пережили обстрел. Преданность Миры кино — это того рода страсть, что движет горы, или, в данном случае, танки: неуемная постановщица задействует для воспроизведения воспоминания о том, как когда-то искали лекарства для простуженного ребенка, бронированную громадину с экипажем; это только одно из двух появлений людей в форме — и одновременно едва ли не самый трогательный момент. Город с его простреленными стенами само по себе красноречиво декорация, которую Мирослава использует по полной; но Анна с дочерью (полноценные соавторки) постоянно спорят: дать общую панораму разрушений или просто показать людей, идущих среди руин. Кино для них — настолько способ припоминания, насколько и терапия; оно так же глушит войну, как и архивирует ее.

Фильм о фильме — история не новая; однако Ирина, при помощи мастера живописной светотени, оператора Вячеслава ЦВЕТКОВА, выстраивает на этом приеме интереснейший визуальный сюжет. Съемки разворачиваются в разных ритмах, иногда соприкасаются — как в эпизодах со взрывом, с танком или уже в финале, — и тогда две кинореальности становятся неразличимыми, и эти точки слияния порождают дополнительное структурное напряжение, которое пронизывает «Землю ...» Что-то вроде оптического лабиринта: фильмы отражаются друг в друге; война отражается в фильмах; все отражается на сетчатке свидетельниц — заложниц войны. Именно поэтому Цилык отводит объектив от экрана с материалом Мирославы после титра «2014» и сосредотачивается исключительно на глазах зрительниц (мужчин в городе нет; гендерный мотив в «Земле ...» стоит отдельного рассмотрения). И этих взглядов вполне достаточно, чтобы понять все и о Красногоровке, и о людях в ней.

Война начинается со лжи и питается ею.

Кино не может спасти от войны.

Но оно может уменьшить ее безумие, говоря свою правду 24 кадра в секунду.

* * *

«Этот фильм — мой первый серьезный результат»

Ирина Целик — о съемках «Земля голубая, словно апельсин» и о своем полнометражном игровом дебюте «Я и Феликс».

— В прифронтовой зоне много сюрреалистических впечатлений. Однажды, например, когда мы в Авдеевке показывали детям эпизод из «Последнего императора» Бертолуччи, начался обстрел. И дети даже не обратили на это внимание. Дикий контрапункт — на экране Бертолуччи, на дворе — взрывы, зрителям все равно. И там такого очень много.

— Сначала мы думали снимать о волонтерском проекте «Желтый автобус», в рамках которого детей в зоне АТО обучают киноискусству, но те ставки, которые я сначала сделала на героев и на место съемки, не сработали. Пришлось за несколько месяцев начинать с нуля. Две старшие девочки, сестры — Настя и Мирослава — участвовали в лагерях «Желтого автобуса». Там я с ними и познакомилась, когда показывала свой короткий метр «Поминовение». А потом встретилась с Мирославой вновь и она пригласила меня в гости. Мы даже долго отмахивались. Впоследствии я таки решила съездить. Когда увидела этот дом, город — очень фактурное, избитое войной — познакомилась с мамой Аней, — сошлось все. Я очень полюбила Красногоровку, меня не хватает регулярных поездок туда. Там даже люди иные — очень открытые, светлые.

— Мы выбрали позицию наблюдателей, хотя ясно, что когда мы все рядом, жили у них дома, стали друзьями, почти частью семьи... Это тяжело, я до сих пор для себя не решила, где красные линии, которые документалистка не может пересечь. Наблюдая за людьми, ты можешь рассказать о них очень разные истории, особенно когда они расслабились, доверились тебе. И меня это в какой-то момент сильно испугало. Потому что у тебя какие-то отношения с героями, но ты составляешь сюжет. Так что мы вмешивались минимально, но это все равно был общий процесс, симбиоз.

— Документальное кино подается именно как документ, и в этом есть огромная манипуляция. Я не верю в правду в документалистике, ибо любая правда сформирована автором и рассказана с его или ее точки зрения. Фильм нельзя воспринимать как реальность в чистом виде. Люди уже знают, что ты их снимаешь, и пытаются показать то, что хотят показать. Другое дело, что когда ты проводишь с ними очень много времени, то рано или поздно эти оболочки трескаются, и проступают вещи, которые они не планировали проявлять. И здесь опять вопрос, что можно демонстрировать зрителю. Я пыталась пробежать между капельками — с одной стороны, сделать хороший фильм, с другой — никак их не обидеть.

— Из-за того, что всего понемногу, у меня очень часто впечатление, что ничего не делаю по-настоящему хорошо. Возможно, этот фильм — первый серьезный результат. «Земле...» я отдала два года жизни, больше ничего не делала. Забросила литературу, прекратила писать, но это уже вопрос выбора, особенно для женщины, мне кажется. Ты разрываешься между съемками и ребенком, и он растет, и я не успеваю вкладывать в него столько, сколько должна бы. Он мне это прощает, но я сама буду очень жалеть, потому что что-то пропускаю. Но я не знаю, как иначе.

— Игровое кино — такой же живой организм, как и документальное — там есть много возможностей для того, чтобы давать этой живой энергии прорываться, и иногда ты чувствуешь, что фильм ведет тебя как-то не так, как ты себе думала. Особенно много зависит от актеров. И нам с актерами в «Я и Феликс», я думаю, повезло. Почти весь кастинг точный, и все наши ставки сработали. Конечно, все станет окончательно ясно, когда сяду монтировать, но то, что мне суперкомфортно работать с этими людьми — факт.

— Я впервые работаю с детьми. Отдельные осложнения в том, что один из детей — мой сын, который из меня просто варил воду. С ним было работать трудно, но я знала, на что иду. Но у него много плюсов. Он, собака, органичен в кадре. Хорош в импровизации, ему неинтересно делать несколько дублей. Ему надо каждый раз делать по-новому, с новыми репликами и решениями, и это действительно сложно, но если ты воюешь за живого ребенка в кадре, ты многое сделаешь. Ясно, что я для него в первую очередь мама, а не режиссер, поэтому ни о какой субординации речь не шла. Было трудно. Но мы как-то выжили.

— Мне подростки присылали видео со всей Украины, и это отдельный опыт. Ясно, что это специфическая подборка, что они интересуются искусством и кино, но общее впечатление очень хорошее. Умные, неравнодушные, и где-то в 80% — хороший украинский. Меня это поразило. Причем даже из стереотипно неукраиноязычных регионов. Думаю, что начало давать результаты школьное образование, поскольку если ты учишь язык в школе — хочешь не хочешь, но ты его знаешь. И поскольку правила были такие, что рассматриваю только украиноязычных, они присылали видео на украинском, и нормально звучало. А у меня ухо натренированное, я слышу, когда украинский — это просто инструмент, которым пользуется человек, или он говорит так и дома.

— Я пока даже не знаю, что у меня получается. Но фильм точно не мрачный. Очень цветной и быстрый.

СПРАВКА  «Дня»

Ирина Цилык родилась в 1982 в Киеве. В 2004 окончила Национальный университет театра, кинематографа и телевидения им. Карпенко-Карого. Работала в рекламе. Сняла короткометражные игровые картины «На рассвете» (2008), «Поминовение» (2012), «Дом» (2016), короткометражки «Тайра» и «Малыш» для документального киноальманаха «Невидимый батальон» (2017). Есть автором поэтических сборников «Ци» (2007), «Глубина резкости» (2016) прозаических книг «Послевчера» (2008), «Родинки» (2013), «Красные на черном следы» (2015) книг для детей «Такое интересное жизни» (2015), «Мистория одной дружбы» (2016). Отдельные произведения переведены на более  чем десять языков. Сотрудничает с украинскими исполнителями и музыкальными группами как поэтесса-песенница. Автор слов песни «Возвращайся живым» (в исполнении групп «Сестры Тельнюк» и Коzак System). Сейчас заканчивает полнометражный игровой дебют «Я и Феликс» по книге Артема Чеха.

Проживает в Киеве. Муж Ирины, Артем Чех, также писатель, был призван в ряды ВСУ, воевал на Донбассе. Демобилизован. Сыну Андрею 10 лет.