Мелодия жизни

Сочинение о присутствии музыки в жизни человека можно отнести к жанру «увлекательное музыковедение». Книга приглашает в путешествие по старому Киеву, музыкальному Лондону и маленьким немецким городам, связанным с именами великих композиторов. Жемчужины мировой классики и песни «Битлз», музыка к замечательным фильмам и мюзиклам и даже напевы шарманки, услышанные автором на улочке Аугсбурга — виртуозно, красиво, легко ведет свое повествование писатель, как музыкант импровизирует на избранную тему, сохраняя цельность и гармонию стиля. А еще со страниц льется свет улыбки автора — доброжелательного, мудрого человека — словно друг, беседуя с тобой, рассказывает о том, что ему близко, а ты слушаешь и хочешь, чтобы рассказ не кончался...

«ДНЕПР — ТЕМЗА»

Леонид Александрович Гамбург родился в 1935 году, с 1944 года семья поселилась в Киеве. Окончил Киевское высшее инженерно-авиационное училище и более тридцати лет прослужил в ВВС, выйдя в отставку в звании полковника.

И вдруг жизнь совершила неожиданный поворот. Леонид Гамбург с детства был увлечен Англией, ее историей и культурой. В начале 90-х годов создал и возглавил Ассоциацию украинско-британского сотрудничества «Днепр — Темза», работал представителем Британской консультативной службы в Украине, благодаря чему несколько раз побывал в Британии.

Любовь к английской литературе и музыке, соединившись с писательским даром, стала призванием и делом всей жизни. В 1996 году вышла в свет книга об английской детской литературе «Гулливер, Алиса, Винни Пух и все-все-все», затем — в издательстве «Грамота» — «Шерлок Холмс, отец Браун, мисс Марпл и все-все-все. Приглашение в английскую классическую детективную литературу» (2001), «Сэр Джон Фальстаф, мистер Пиквик, Дживс и все-все-все. Английский юмор, его литературные и реальные герои» (2003), «Парадоксы английской музыки ХХ века» (2005).

Яркие, талантливые, прекрасно проиллюстрированные книги сразу привлекли внимание: оказалось, что по ним можно с увлечением изучать культуру страны, которая в своих лучших образцах давно стала принадлежностью мировой культуры. Кстати, во многом благодаря стараниям Леонида Александровича Украина открыла для себя творчество выдающегося английского композитора Эдварда Элгара. Хочется надеяться, что Министерство культуры и туризма осуществит благое намерение издать все четыре книги в переводе на украинский язык. А в этом году в издательстве «Грани-Т» увидела свет еще одна книга «английской» тематики, любовно написанная для детей, — «Дитинство п’яти письменників Англії», в переводе Натальи Позняк.

Плодотворным стало сотрудничество писателя с журналом «Радуга», на страницах которого в 2006 — 2007 гг. были напечатаны «Неоконченная симфония», эссе «Полеты в детство» (о писателях-авиаторах Антуане де Сент-Экзюпери, Роальде Дале и Ричарде Бахе) и очерк «Краски политика» (об Уинстоне Черчилле — художнике). В последнем номере журнала автор выступил как прозаик с новеллой «Комета из созвездия Стрельца».

После публикации «Неоконченной симфонии» в журнал пришло столько писем от благодарных читателей, что редакция решила выпустить ее отдельной книгой в серии «Библиотека журнала «Радуга». Издание включает в себя два компакт-диска — музыкальные иллюстрации, и это дает удивительную возможность сразу услышать ту музыку, о которой ты только что прочитал.

ФРАГМЕНТЫ «СИМФОНИИ»

— Книга родилась случайно, как возникает мелодия, — рассказал на вечере в Доме ученых автор. — Я писал предисловие к книге о парадоксах английской музыки и хотел в коротком вступлении-прелюдии рассказать о моем отношении к музыке, о моей жизни рядом с ней. Постепенно оно разрасталось, дополнялось, беспардонно отодвигая на второй план английских музыкантов. Пришлось его из книги убрать, и оно лежало в стороне, дожидаясь своего часа.

Я долго искал название, и, наконец, оно появилось — «Неоконченная симфония». Возникла ассоциация трех частей жизни с тремя частями симфонии: первая часть — это музыка Киева, музыка детских, юношеских лет и того времени, когда я после многих скитаний вернулся в родной город. Музыка трагическая и радостная, веселая и грустная — разные темы, которые уходят и возвращаются, как в первой части классической симфонии. Вторая часть — это музыка Лондона, города, о котором всегда мечтал и где мне удалось побывать несколько раз за последние 10 лет ушедшего столетия. Это легкая музыка радостных впечатлений и открытий — Адажио, как во второй части симфонии. И наконец, третья часть — музыка Аугсбурга, города, где мы сейчас живем, и музыка вокруг этого города: она немного танцевальная, почти как менуэт.

Мое первое прикосновение к музыке состоялось в далеком 1941 году майскими днями. Наша семья в то время жила во Львове, где в одной из комнат квартиры стоял белый рояль. Соседка, старая польская пианистка, пришла к нам в гости и сыграла два этюда Шопена. Я был потрясен — музыкой и тем, что эту музыку можно «создавать» руками. Она дала мне несколько уроков, и моим высшим достижением оказался «Вечерний звон». А через месяц началась война, и 23 июня мы покинули Львов. Потом меня дважды увозили от войны, а в 1944 году мы вернулись в Киев, где уже не было белого рояля и не было возможности учиться музыке. С тех пор осталась только мечта заниматься музыкой и она так и не осуществилась. У книги есть подзаголовок «О музыке в жизни одного немузыканта». Мне очень хотелось сказать, что я люблю музыку, но нахожусь от нее в почтительном отдалении, не умею играть ни на одном инструменте, не являюсь профессионалом. Поэтому поэтическим эпиграфом к книге послужили слова Булата Окуджавы: «Продолжается музыка возле меня. Я играть не умею. Я слушаю только». А музыкальным эпиграфом к книге не могла не стать «Неоконченная симфония» Франца Шуберта.

ПРОГУЛКИ ПО КИЕВУ

А теперь первая часть симфонии — родной город Киев, где прошли мои школьные и студенческие годы. Если совершать прогулку, которую я всегда совершаю, когда приезжаю сюда, то начать нужно с моего дома на улице Воровского. Сейчас его уже нет, там разбит маленький скверик, а на том месте, где стояла моя кровать, растет елочка, которая уже в два раза выше меня ростом.

Музыка моего детства состояла из звуков дребезжащих на повороте трамваев, которые проходили мимо нашего дома, и музыки, которая звучала из черной тарелки репродуктора, висевшего на стене. Где сейчас отыскать этот уникальный аппарат, чтобы показать внукам?

Тем не менее, эта музыка была источником всего того, что мальчик мог в себя впитать. Из репродуктора лились необыкновенные звуки, которые потрясали, удивляли, восхищали. Прекрасно, что рядом со мной был отец, человек, который любил, тонко понимал музыку и рассказывал мне обо всем, что знал.

А дальше, если продолжать мою обычную дорогу, через квартал — моя школа № 24, на углу Воровского и Обсерваторной. Там проходили школьные вечера, и коронным номером нашей самодеятельности всегда было исполнение моим другом Витей Русаковским вальса Хачатуряна к драме Лермонтова «Маскарад». Я с большим трепетом и любовью отношусь к своим школьным друзьям. Когда иду мимо школы к Львовской площади по маленькому бульвару, прохожу мимо домов, где они жили. Их почти никого уже нет, и для меня звучит другая музыка, совсем не классическая — песня Таривердиева на слова Ахмадуллиной «По улице моей, который год, звучат шаги — мои друзья уходят...»

Дальше мой путь лежит по улице Ярославов вал, от Львовской площади к Золотоворотскому скверу, очень уютному, милому, со старыми развалинами ворот. Там я часто ожидал отца, он работал в доме напротив. И оттуда состоялся мой первый поход в Киевский оперный театр. Первой оперой, которую я услышал, была «Тоска» Пуччини. Папа взял билеты в первый ряд партера, чтобы я мог, перегнувшись через барьер, увидеть музыкантов и инструменты, чтобы мог видеть дирижера. Самым запоминающимся моментом для меня оказалась настройка музыкальных инструментов. Это было совершенно неожиданное произведение, которое я услышал до начала оперы. Видимо, это очень важная часть любого музыкального спектакля, когда настраиваются инструменты, настраиваются музыканты, настраиваются слушатели на ту музыку, которую им предстоит услышать. Недаром Пристли однажды пошутил: «Когда у меня будет день рождения, подарите мне запись настройки музыкальных инструментов перед оперой».

Следующей оперой, которую я слушал с отцом, были «Корневильские колокола» Планкетта — мелодичная, радостная комедия с незабываемым перезвоном колоколов старого Корневильского замка.

Эта радость общения с музыкой и с отцом очень рано закончилась. Ноябрьской ночью 1947 года его не стало, и уже через два дня я стоял у открытой могилы на старом Лукьяновском кладбище, совсем рядом с тем местом, которое мне еще было не знакомо и которое называется Бабий Яр. Два года я музыку слушать не мог. А потом снова стал слушать радио, которое оставалось единственным источником великолепной музыки, в том числе и такой, которую сейчас редко исполняют. Помню Первую симфонию Василия Калинникова, помню прекрасную вещь «Фантазия на темы Рябинина» Антона Аренского.

Если продолжать прогулки по Киеву времен моей юности, то потом начались походы в Мариинский парк, к старой эстраде-ракушке с великолепной акустикой. Там можно было услышать выступления Натана Рахлина, потрясающего дирижера. Этот плотный, низкого роста человек с удивительными руками буквально взлетал на эстраду, и каждый его концерт в те годы был подарком всем, кто приходил в этот парк.

Там я впервые услышал концерты для фортепьяно с оркестром Чайковского и Шопена. С тех пор концерты для фортепьяно с оркестром стали любимыми произведениями, а самым любимым — концерт Эдварда Грига. Особенно удивительная в нем вторая часть, Адажио. Слушая его, наслаждаешься, представляя себе норвежские фьорды, северную природу. Всю жизнь мечтал увидеть это своими глазами.

Это счастье пришло на склоне лет. Мы посетили Берген, шли по дороге, похожей на ущелье — с двух сторон ее растут высокие старые деревья. Дорога привела к дому, где композитор прожил много лет, а от дома ведет маленькая тропинка к хижине, где стоит рояль и письменный стол — там творил великий музыкант. Спускаешься дальше к фьорду, проходишь мимо скалы, на которой норвежскими рунами высечено имя Эдварда Грига, там захоронен его прах. Вышли к фьорду, вечерело, спускались тихие норвежские сумерки. Тихое шуршание воды и полное впечатление, что звучит Адажио из фортепианного концерта Грига. Спасибо жизни за такие королевские подарки!

Вернемся в Киев. Дальше, после прогулки по паркам, спускаюсь к центру города, и обычно этот путь пролегает мимо Октябрьского дворца, как он тогда назывался. В 1959 году там впервые в Украине прошел концерт Нью-Йоркского симфонического оркестра, когда Бернстайн играл «Рапсодию в стиле блюз» Гершвина. Для меня это были сразу два музыкальных открытия: Бернстайн и Гершвин, которые остались со мной на всю жизнь.

Много концертов я слушал в Киевской филармонии, начиная с юношеских лет и кончая тем, что состоялся недавно, на открытии нового сезона, когда звучала музыка Бетховена и Шнитке в исполнении Натальи Гутман и Симфонического оркестра филармонии. А несколько лет назад мы услышали в нашей филармонии произведение Валентина Сильвестрова «Реквием для Ларисы». Эта музыка поражала, удивляла, восхищала и осталась в памяти. Знаю, что «Реквием» Сильвестрова с большим успехом исполнял Роман Кофман с капеллой «Думка» в Германии — в Бонне и других городах, и немецкая публика воспринимала его с большим уважением и почтением.

Последний раз перед отъездом в Германию мы были в филармонии на концерте Киевского камерного оркестра под управлением Романа Кофмана, когда он исполнял «Прощальную симфонию» Гайдна. Все музыканты, загасив свою свечу, уходили со сцены, последним ушел со сцены, загасив свечу и сыграв последнее соло на скрипке, маэстро. Наверное, символично, что это была «Прощальная симфония» ...

Взволнованный рассказ продолжался, звучали любимые автором музыкальные произведения и поэтические строки. И если представить себе, что вся музыка мира — идеальное царство, не имеющее границ, то в нем путеводной нитью светится мелодия «Неоконченной симфонии» этого ни на кого не похожего немузыканта.