«Люди безстрашно требовали ответов...»

Город Полесское известен со времен Великого Княжества Литовского. Он также был одним из центров еврейской жизни — о городке вспоминает Шолом-Алейхем. Во время Чернобыльской катастрофы Полесское оказалось в пределах волны поражения, однако советская власть отселение так и не провела, причем информация о реальном состоянии дел контролировалась КГБ. Вплоть до 1993 года 12 тысяч горожан жили на загрязненной радиацией территории. Протесты против такой ситуации были одними из самых массовых в Украине и в этом смысле не уступали, например, Галичине или Киеву.

А впрочем, хотя судьба Полесского не менее драматична, чем Припяти или Чернобыля, кинематографисты (за исключением выходца из Полесского, режиссера-документалиста Георгия ДАВИДЕНКО) игнорировали эту территорию. Фильм «Поліські тенета», премьеру которого провели прямо в Полесском, на территории бывшей пожарной части, — первое более-менее информативное расследование того, что здесь случилось.

Авторы фильма, общаясь с самоселами, переселенцами, историками, экологами и ликвидаторами, используя многочисленные кадры хроники, снятой в Полесском, воссоздают портрет города, а также пытаются понять, что ожидает эти места в будущем.

Фильм стал победителем конкурса региональных проектов в рамках программы «Создавай с Общественным».

Режиссер «Тенет» Константин КЛЯЦКИН родился в 1991 в Киеве. Окончил Киевский национальный университет театра, кино и телевидения им. И. Карпенко-Карого по специальности «режиссура телевидения». Участник объединения кинематографистов «Вавилон 13». Автор документальных фильмов, посвященных Революции Достоинства, аннексии украинского Крыма и войне на Донбассе.

Автор идеи и оператор фильма — Павел ЛИПА. Павел родился 20 июня 1991 в Киеве. Является постоянным партнером в проектах Константина Кляцкина. Кроме «Поліських тенет», выступил в качестве оператора в неигровом сериале «Крутий заміс» (2021), посвященном ветеранам АТО, которые открыли собственные бизнесы, и в фильмах «Маленький диктатор» (2020), «Поліське. Післячуття» (2019), «Крихка свобода» (2018), «Дума про піхотинця. 1908-2018» (2018).

Мы поговорили с Константином и Павлом в Полесском вскоре после премьеры.

«ОЧЕНЬ ВАЖНО ОСТАВАТЬСЯ ВЕРНЫМ ПРАВДЕ ЖИЗНИ»

— Константин, можно ли сказать, что вы стали режиссером на Майдане?

Константин Кляцкин: Пока ты студент, вряд ли можно тебя назвать профессионалом до конца. Ты учишься, снимаешь, монтируешь, но реальную отдачу от этого не чувствуешь. Когда начался Майдан, я присоединился к объединению кинематографистов «Вавилон 13», в том числе потому, что у меня там была одногруппница, и не одна. Главная причина, конечно, — хотел приобщиться к протесту. Мне не нравилось то, что происходило в городе, что бьют студентов, моих коллег фактически, но я понимал, что надо приобщаться там, где ты будешь максимально полезным. В моем случае, я умел снимать и монтировать. Так я мог помочь общему делу. Я сразу получил то, ради чего вообще пошел учиться. «Вавилон 13» стал хорошей площадкой. Все, что я делал, фактически сразу публиковалось, вызывало реакцию, люди это смотрели и обсуждали. Это было круто. Здесь, правда, есть парадокс: мой мастер в Карпенко-Карого Юрий ТЕРЕЩЕНКО — сам документалист и всегда нас побуждал к неигровому кино. Я, как мог, этому опирался и стремился снимать именно игровое. Но судьба распорядилась, чтобы мои практические навыки таки проявились в документалистике.

— Интересно, как вам удавалось совмещать сугубо кинематографическую работу с постоянной опасностью.

К. К.: Тогда было опасно даже в метро садиться на Крещатике. Очень опасно было очутиться в неконтролируемой ситуации — когда ты не понимаешь, откуда может прилететь, и оказываешься зажатым между протестующими и силовиками и не контролируешь до конца ситуацию. Конечно, пытаешься выбирать точку, чтобы можно было убежать, но не всегда это возможно. Как по мне, весь Майдан был окружен опасностью. Я был на первой попытке разгона, 10-11 декабря, мы с другом приехали ночью, толкались с ВВ-шниками до утра. Но опасность постоянно трансформировалась. Сначала казалось, что побить кого-то — это уже страх, потом оказалось, что когда в тебя бросают гранату — это страх, потом, когда в тебя стреляют, — еще больший страх, а потом стреляют уже боевыми.

— Исходя из сказанного, документалист в Украине — это кто? Общественный активист, хроникер, историограф, художник?

К. К.: Все, что вы назвали. Сложный вопрос. Очень важно оставаться верным правде жизни. Я всегда стоял на том, что в документалистике нынешнего времени нужно минимальное вмешательство автора. Тогда она действительно становится документом, со временем только более интересным. Снимая «Крым, как это было», мы исходили из того, что там не нужен закадровый комментарий, не надо ничего объяснять. Возможно, с точки зрения перспективы, мы что-то потеряли, потому что некоторые моменты, очевидные в 2016-ом, сейчас уже не очень понятны. Зато мы сохранили максимально точно то, что говорили наши герои — в другой форме не удалось бы. Каждый проект имеет свою модель взаимодействия с материалом. Когда мы делали «Поліське. Післячуття», там нужно было скомбинировать художественную форму с быстрой публицисткой, с точки зрения подачи информации. Поэтому были избраны закадровый текст как нарратив и визуальный прием — прожектор, направленный на ночной город.

«СТАЛО ПОНЯТНО, ЧТО ЗДЕСЬ ЕСТЬ СИЛЬНАЯ ИСТОРИЯ, ТРАГИЧЕСКАЯ Й АКТУАЛЬНАЯ ДОНЫНЕ»

— Как появились «Поліські тенета»?

К. К.: Случайно. У наших друзей есть идея по возрождению аборигенной породы лошадей. Поэтому мы ездили, искали полесских лошадок. И проехали отрезок дороги, где увидели покинутые многоэтажные дома. Мы не понимали, что произошло здесь. Человек, который нас вез, сказал: «Это же Зона отчуждения». Мы оторопели. Провели исследование, покопались в архивах ЦК КПУ, в том числе и оперативной группы ЦК, которая занималась ликвидацией последствий аварии, в том числе по Полесскому. Поняли, что здесь ситуация была очень плохой. Сделали короткий метр. Планировали когда-то, возможно, к теме вернуться, ведь она не первоочередная. Однако Павел Липа подал инициативу — придумал небольшой бриф, который мы адаптировали, подали в «Общественное», что как раз занималось такими вещами.

Павел Липа: Мы ехали по дороге, которая идет вокруг города, и я увидел эти заброшенные многоэтажки — стало интересно, что здесь вообще случилось, потому что информации очень мало. Я нашел книгу, которая содержит документы рабочей группы ЦК КПУ, там достаточно много информации. Мы так же обратились в архив СБУ. У них тоже есть книга с документами чернобыльских времен. Я начал смотреть, читать, исследовать вопрос. Мне стало понятно, что здесь есть сильная история, трагическая и актуальная доныне.

— И как это вы сформулировали для себя?

П. П.: Идея — рассказать историю города Полесское, который не был отселен после аварии, и его загрязнение скрывалось, и о людях, что здесь пережили все это, и были выселены больше чем через 5 лет после аварии под давлением активности самих жителей. Это было одно из первых серьезных проявлений гражданского общества в Украине.

К. К.: Это одна из тех проблем, которую кинематографисты не особенно исследовали.

— Это довольно странно. Вовсе не было никакого материала?

К. К.: Много любительских фильмов, которые делали сами полищуки, их землячество, а еще — полнометражная картина Георгия Давиденко. Он режиссер и он полищук — и это проблема.

— Почему?

К. К.: Потому что мы видим по всем полищукам — они не могут быть отчужденными от того, что делается, это невозможно. Для них это очень больно. Поэтому фильмы, какие они делают, это обычно о скорби, о боли, и действительно там очень трудно разглядеть еще что-то. Мы же пытались найти какое-то будущее и задаться этим вопросом перед собой, перед зрителем и вместе попробовать исследовать. Полищуки даже сами до конца не понимают, где они жили, по большому счету. Историю никто не копал. Мы пытались понять, что это был за город, что здесь случилось, можно ли было здесь оставаться и какое у него будущее. Это очень сложные вопросы, на которые дать ответы в одном фильме трудно.

— Вам пришлось много импровизировать?

К. К.: У нас был план, сценарий, но мы снимали все время, без промедления. Если видели, что есть возможность пообщаться с кем-то, мы ее использовали. Так мы нашли нескольких героев, которых при других обстоятельствах никогда бы не встретили.

— Так кто герои фильма?

П. Л.: Это очень разные люди. Частично это переселенцы, которые переехали в разные города Киевской области, в частности много тысяч людей переселено в город Переяслав, там даже есть два отдельных района, населенных бывшими полищуками. Так же среди героев эксперты — историки, радиологи, ученые, которые немного больше могут раскрыть контекст событий. Потому что Полесское, как и Чернобыль, — это очень старинные городки, в отличие от Припяти, построенной фактически на голом месте. Поэтому здесь очень важно рассказать об этом взаимодействии украинского народа и советской власти, когда при СССР максимально была вытравлена история. Сначала власть забрала у полищуков прошлое, а потом, в результате аварии, забрала и будущее.

Еще один наш герой — самосел. В Полесском их двое. Они вернулись, потому что очень им трудно без родного города.

«ТАКОЙ УРОВЕНЬ СОПРОТИВЛЕНИЯ ВЛАСТИ ДАЖЕ В КИЕВЕ ЕЩЕ БЫЛ НЕВОЗМОЖЕН»

— Учитывая упомянутое вами игнорирование Полесского профессиональными кинематографистами, в вашем фильме использовано на удивление много хроники еще конца 1980-х.

К. К.: Мы очень долго искали, и это тоже случайность. Сохранилась 16-миллиметровая пленка полесского Дома пионеров, замечательно поддавалась реставрации, просто чудо. Остальное мы собирали. Это было сложно, отдельное приключение. Кто-то сам предложил, кто-то не хотел отдавать — боялись потерять пленку, пришлось железные гарантии давать. В сериале, который мы сейчас готовим, этого больше. В частности, есть уникальная съемка 1989 года — человек поехал с любительской камерой, договорился с друзьями и из Вильчи (поселок городского типа, все население которого было отселено в результате аварии на ЧАЭС. — Д.Д.) проехал на поезде почти к реактору. Уникальная история, потому что никто не снимал Зону с такого ракурса — из окна железнодорожного вагона. Он снял, и Припять также. Он тоже искал свои ответы. Есть видеокассета на три часа, конца 1980-х, посвященная протестам, которые здесь происходили. Очень мощные. Здесь развернулась полесская мини-революция. Мы в фильм это не взяли, потому что поздно получили материал. А в сериале мы об этой революции серьезный блок сделали. Там материал очень красноречив. Люди требовали ответов без всякого страха. Для 1989—1990 гг. такой уровень сопротивления власти даже в Киеве еще был невозможен. Это будет в сериале бонусом для внимательных зрителей.

— Все же остается вопрос: почему Полесское так долго не отселяли?

К. К.: В годы независимости банальная причина — нехватка средств. Когда мы говорим именно о переселении, а не об эвакуации, оно должно совершаться по закону о жилье, равнозначное тому, которое потерял человек в результате отселения. В 1991—1992 гг. все строительства заморозили. В 1986-ом это еще можно было централизовано решить. Потом это было физически и по деньгам невозможно.

Сейчас все говорят разное. Например, я могу довериться радиоэкологу относительно влияния радиации, потому что он эксперт в своей области, но не может отвечать за медицинскую сторону. Сложно понять, были ли случаи кровотечения из носа у детей связаны именно с радиацией. Радиоэколог говорит, что радионуклиды не могут вызывать такую реакцию. Вследствие того, что людям не сказали ничего, даже больше, от них скрыли то, что происходит, и дальше максимально скрывали информацию, — люди начинали сами ее искать.

— Что вам удалось узнать о Полесском до аварии?

К. К.: Здесь работали мебельная фабрика и пищекомбинат. По крайней мере, в Полесском районе, как мне местные рассказывали, были популярны всякие газированные воды, консервы и тому подобное. Производилось достаточно много всего. Районная больница существовала даже после того, как город отселили. Приезжали пациенты и проходили обследования, получали лечение. В Полесском случалось много парадоксов. Вот еще один из них, уже послеаварийный: в загрязненном городе продолжали много строить, прокладывать новые дороги. Очень много новостроек после взрыва, и они больше всего сохранились. Еще диковина: Полесское исчезло, а Полесский район остался, его не ликвидировали, но райцентр перенесли в Красятичи — это сейчас наименьший райцентр в Украине. Где-то 1000 жителей.

— Что теперь с отселенными?

К. К.: Их перемещали куда угодно — даже на Харьковщину и Сумщину. Наибольшие компактные местожительства полищуков — Барышевка и Переяслав. Там у них есть свои микрорайоны и школы. В Березани тоже отдельно целый район, который даже имеет соответствующие названия улиц. А местные до сих пор не понимают, кто рядом с ними живет, всю специфику этого. Хотя все давно перемешалось, все равно говорят «чернобыльцы». Мы снимали в Переяславе и с этим столкнулись — что люди таки немного разные.

«ПОРАЗИЛО, НАСКОЛЬКО ПОЛИЩУКИ ЛЮБЯТ СВОЮ ЗЕМЛЮ»

— Что вас больше всего поразило в процессе съемок?

П. Л.: Было много интересного, но самое мощное, чисто визуальное, впечатление, поскольку я все же оператор, произвела локация еврейского кладбища. Оно здесь одно из наибольших на Полесье, очень старое. Когда ты видишь надгробия с надписями на идише, вообще без кириллицы, ты понимаешь, что это что-то очень древнее и аутентичное, и что оно выходит за рамки этого устоявшегося нарратива о Чернобыльской зоне: как будто история началась только тогда, когда Советский Союз построил станцию, и что-то потом произошло. Здесь история намного интереснее и глубже.

К. К.: В первую очередь поразило, насколько полищуки любят свою землю. Это вещь, которая у нас в Киеве немного иная. Полесье невероятно раскрылось в каждом интервью или комментарии, который мы записали. Абсолютно все возвращались к тому, насколько им трудно без родных мест. И здесь даже не в возрасте дело. Например, мы записывали директрису районного музея. Ей сейчас 35 лет. Она почти не помнит Полесское. Но чем дальше идет время, чем старше она становится, тем больше она чувствует тоску по Полесью, по природе. Абсолютно разные люди по возрасту, состоянию, занятиям, но у всех одно и то же.

Много чего насмотрелись. Когда мы уже снимали в заповеднике, собственными глазами видели табун лошадей Пржевальского. Когда уж говорить о вопросе нынешнего и будущего, то наилучший ответ — когда видишь четырехсоткилограммового лося на покинутой улице. Блуждаешь по Полесскому, видишь разрушенные дома, но также видишь, что за домом ходят косули или олень на тебя смотрит. Понимаешь, кто там действительно главный, и это к истории Полесского добавляет еще один слой. Тоже поражающий.

«ЧЕЛОВЕК ЗДЕСЬ УЖЕ ЧУЖОЕ СУЩЕСТВО»

— Какое будущее у Полесского и вообще у Зоны?

К. К.: То, что происходит на этой территории с природой, мне кажется очень интересным. Здесь господствует не человек, он здесь чужое существо. Мы в начале фильма задаемся вопросом: стоит ли возвращаться сюда за воспоминаниями? Здесь мы закладываем нашу позицию, потому что это воспоминания, и не больше. Но возвращаться сюда, чтобы что-то отстроить, — кто это будет делать? Сомневаюсь, что молодежь поедет в Полесское, а без молодежи нет будущего. Это как Чернобыль — он поражает, потому что там много людей, это вахтенный город. Он живет, там ходят люди, но ни одного ребенка. То есть, будущего там нет. Там все старше 18, и детей там уже никогда не будет. И стоит ли там что-то другое делать? Не знаю. Точно надо помнить, но возобновлять? В Украине много других мест, которые требуют возобновления.

— Возможно, есть будущее в качестве заповедника? Развитие туризма?

К. К.:  Фактически да. Мы снимали в Припяти, не включили в фильм — она аварийная. Сейчас уже официально запрещено входить в здания. Полесское будет стоять немного дольше, потому что там есть дома, построенные после аварии. Мне нравится то, что рано или поздно все это поглотит природа. Одна из целей этого фильма — призывать людей ценить место, где они живут, потому что потерять его очень легко.

«ТРУДНО ПОВЕРИТЬ, ЧТО ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ»

— Какие планы у вас сейчас?

К. К.: Сейчас снимаем 3-й сезон сериала «Крутий заміс». Это о наших ветеранах, которые после демобилизации открыли собственное дело. Первый сезон — киевские ветераны, второй — по Украине. 3-й сезон отличается от предыдущих очень.

— Как?

К. К.: Пока держим в секрете.

— А Зона?

К. К.: Есть интересный замысел относительно будущего этих мест, но нет смысла говорить, потому что нет финансирования. Качественная документалистика — это в первую очередь техническое оборудование. Снимать так, как мы это делали в 2013—2014 гг., — взять фотокамеру и поехать на место событий — сейчас уже невозможно, этим зрителя не удивишь. Должно все быть на высоком уровне.

— Вы еще вспоминали о сериале о Полесском.

К. К.: Он уже готов. Это, по сути, значительно расширенная версия фильма. Сериал затрагивает значительно больше аспектов. Каждая серия — по 26 минут, 4 серии. Материала еще больше, но его уже организовать не получится. Премьера будет на «Общественном». В действительности в Полесском немало историй, достойных даже игрового воплощения.

— Расскажите о какой-то.

К. К.: Мы ее очень бы хотели как-то реализовать. Она фантастическая, трудно поверить, что это случилось в действительности. Связана с человеком, который прожил там четыре года после аварии. Может получиться очень интересно. Потому что там материала на приключенческий детектив на несколько серий. Полесское вдохновляет этим. По уровню драмы, которую прожили местные люди, оно не уступает Припяти или Чернобылю.

Есть определенная спекуляция на теме, и мы это видим каждого 26 апреля, когда это все резко поднимается, об этом все говорят, каждый раз кажется — что вот, действительно все помнят, мы не повторим ошибок. Но наступает 27-ое — и Зона резко исчезает с повестки дня. Поэтому для нас было очень важно поднять эту тему в дни празднования юбилея независимости — потому что она всегда актуальна. Эта история должна быть рассказана максимально качественно.