Кафка из Дрогобыча
Бруно Шульца украинцы, евреи и поляки считают «своим»С последней книжной ярмарки в Варшаве немало посетителей шло, держа в руках журнал «Midrash», посвященный творчеству Бруно Шульца. Нашего Шульца, как сказали бы украинцы. И нашего Шульца, как твердят евреи, которые отвоевывают на него все больше прав. И нашего тоже, — как говорят поляки, которые чуть ли не больше всего повышали голос, когда обнаруженные на стенах старого дома в Дрогобыче фрески Шульца неизвестно каким образом оказались в Израиле, в музее Яд Вашем. Статья в «Миdrash» так и говорит — это была кража, о которой Украина почему-то молчит?! Честно говоря, Украина в лице нескольких представителей общественности немного «побунтовала» газетными статьями и замолчала, понимая, что без молчаливого согласия представителей власти никто эти фрески не смог бы вывести…
Тогда, не очень внимательно пересмотрев журнал, мне хватало ума таки положить его на полку, где лежит все собранное о Шульце, и вспомнила о нем только тогда, когда в Львовской галерее открылась выставка «В направлении Шульца». Снова поляки смущают нашу душу «шульцевской тематикой» — инициируемая Сопотовской галереей выставочная экспозиция представила произведения современных польских художников. А Львовская галерея добавила 5 довольно известных работ самого Шульца.
Дрогобычский гений, как пишут о нем искусствоведы и литературные критики, становится все более популярным в мире и остается не очень известным Украине. Украине, которую Шульц любил и которую при ни каких обстоятельствах не хотел покидать. Хотя, возможно, не все так пессимистично, — если кто-то хотя бы одним глазком глянет на произведения (графику) этого непостижимого человека, то они странным образом отпечатываются в памяти. И через годы ты вспоминаешь не столько сюжет, сколько грусть, им вызванную. Грусть и удивление. Грусть и горькую улыбку. Грусть и боль. Но грусть всегда, и обязательно на первом плане. Грусть того сорта и перечня вещей, которые лепят из тебя человека.
ИСТОКИ
Бруно Шульц родился 12 июля 1892 года в Дрогобыче, в скромной еврейской семье. Изучал архитектуру в Львовской политехнике, занятие живописью — в Венской Академии искусств, но ни разу диплома не получил. Почти всю свою жизнь проработал учителем рисунка и трудового обучения в Дрогобычской гимназии им. Владислава Ягелла и в других школах Дрогобыча. Как вспоминает один из его учеников Альфред Штайер, он отличался неслыханной скромностью. Принадлежал к тем людям, которые желают быть «под стенкой», — прошмыгивал почти боком, вкось, каждому уступая дорогу. «Всегда в одном и том же наряде, незаметный и тихий, у большинства учеников он отнюдь не ассоциировался с признанным литератором. Кстати, первые годы учительствовал, не имея на это официального права. Однако директор закрывал на то глаза, поскольку в силу своей образованности Бруно Шульц мог заменить любого педагога. Он не раз проводил и уроки математики, и географии, и польского языка».
Часто уроки Шульца превращались в путешествие в фантастический мир. Ученики просили его что-то рассказать, и Шульц радостно соглашался. Сначала аккуратно собирались рубанки, а потом (и это было обязательным условием) ставились стулья в три ряда. Учитель садился вполоборота к своим слушателям, и не отрывая взгляда от стены, и, казалось, вообще забывая о них, рассказывал. Своих слушателей Шульц отправлял на улицу Крокодилов. В теплые края борьбы добра и зла. К сожалению, никто не записывал это повествование, но, возможно, во время тех странных уроков рождались художественные образы Шульца.
Что же оставил нам в наследство гений, который вобрал в себя еврейские, польские и украинские источники, таинственность и мистику города, который никогда не хотел покидать, и который вдохновил его на такое удивительное восприятие реальности? Прежде всего, две сборника рассказов, — «Цинамонові крамниці» и «Санаторій під Клепсідрою», другие произведения, значительная часть которых не сохранилась. Проза Шульца, написанная на польском, «находится на грани экспрессионизма и сюрреализма, ее глубокая метафоризация и митизация напоминает стиль барокко и модернистскую сицесию», — так пишут о нем современные литературоведы, в частности Ежи Яжембский. А что обычные люди? Его современники, перед которыми он выступал на воскресных литературных пополуднях в частной еврейской гимназии имени Леона Стернбаха, не читали слишком сложных его произведений. Однако все внимательно слушали, когда он что-то рассказывал, мастерски при этом импровизируя…
О себе лично писал: «Ведь нужно знать, что мои нервы разбежались сетью по целой мастерской ручных работ, распространились по полу, обклеили стены и густой плетенкой облепили станки и наковальню. Это известное в науке явление определенного рода телекинетики, силой которой все, что происходит на станках, строгальных устройствах и т.д., кое-где происходит на моей коже. Благодаря так замечательно перестроенной сигнализационной сети, я обречен быть учителем ручных работ…» Кое-кто утверждает, что свою работу с мертвым материалом он не любил. Однако если бы не любил, не писал бы так вдохновенно о своей «обреченности», которую считал обреченностью на посредственность. Он, подчеркиваю, всегда был скромным, свой талант считал небольшим, свою внешность — некрасивой, именно поэтому и убегал в глубины экзистенции. Но если бы Бруно Шульц был другим, не создал бы именно такими ни свои рассказы, ни графику «Книги идолопоклонения», ни иллюстрации к своим рассказам, многочисленные экслибрисы, акварели, большинство которых, к сожалению, не сохранились. А то, что осталось в наследство потомкам, распылено по миру…
Известным в мире как писатель Бруно Шульц стал благодаря женщине — Зофье Налковской. Она стала его литературной покровительницей в литературном мире Варшавы. Кстати, если рассказывать о Шульце, то невозможно обойти нескольких вещей. Две наиболее существенные из них — это его трагическая гибель и влияние женщины. Последняя занимала в его творчестве значительное место. Всегда для него была на троне, даже если троном была самая обыкновенная кровать. Мужчинам отводилось на его рисунках всегда второстепенное место. Шульц изображал их маленькими, с лицами, застывшими в эротической муке. А женщины — королевы, богини, недосягаемые и прекрасные. Их нагота подобная мраморной, холодновато-застывшей. Попробуй, пробуди такую, — вот и приходится ползать на коленях, прятать глаза и унижаться. Хотя на самом деле женщины Шульца любили, потому что ощущали полусознательный (даже если его не читали) природный талант и неординарность. Он и технику для своих графических работ выбирал исключительную — карандаш и clich-verre — царапанье на засвеченной бумаге. «Книга идолопоклонения» выполнена именно так и …, к сожалению, абсолютно до наших дней не сохранилась.
ГОРОД ЛЮБВИ И СМЕРТИ
Шульц возвращался в Дрогобыч с каким-то удивительным упрямством. Он мог бы жить в Вене, Варшаве или даже Париже. Я уже не говорю о Львове. Но он возвращался в Дрогобыч, который был для него милее всего. Шульц не видел ни местечковой тесноты, ни иногда грязных сонных улиц. Зато он ощущал запах магазинчиков, пахнущих корицей, в которых хозяйничали самые красивые и самые недоступные женщины на свете.
Накануне Второй мировой войны в Дрогобыче жили 15 тысяч евреев. Были это нефтяные «короли», финансисты и обычные бедняки. И естественно, община потомков Давида и Авраама имела в городе немало своих сооружений, которые считаются памятниками архитектурного и культурного наследия. В 1865-м была построена чуть ли не самая большая в Галичине хоральная синагога. Сегодня она уничтожается, как и множество других синагог Дрогобыча.
Тот, уничтоженный гитлеровцами и иногда еврейский мир города, частично сохранился на рисунках Шульца. 11 тысяч его единоверцев лежат в печальноизвестном Бронецком лесу. А сам Шульц…Нет, сначала предыстория.
С приходом немцев Шульцу, кажется, выпадает не худшая доля: вместе с Исидором Фридманом он упорядочивает конфискованные фашистами библиотеки, в частности огромную библиотеку иезуитов Хирова. Определенное время определенную безопасность «дарили» ему и таланты. Их использовал референт по еврейским вопросам местного гестапо, венский столяр Феликс Ландау, который поручил Шульцу украсить настенными рисунками казино местного гестапо и детскую комнату в его доме. Именно настенные фрески на вилле Ландау и стали предметом международных споров. Их нашли случайно и так же «случайно» они исчезли.
Шульц мечтает сбежать из Дрогобыча, даже готовит для этого документы. В день запланированного выезда он пошел в Юденрат (административный дом по делам евреев) по улице Чацкого, чтобы взять паек хлеба на дорогу. Из дома гетто, где он жил, на это хватило бы нескольких минут. Однако это был так называемый кровавый четверг. В ответ на убийство одного из немцев еврейским аптекарем, немцы устроили в гетто сумасшедшую резню. Бруно Шульца, который убегал вместе с другими, догнал шарфюрер Гюнтер и убил выстрелом в затылок. А позже хвастался, что убил подопечного Феликса Ландау, потому что отомстил за другую смерть: еще раньше Ландау убил протеже Гюнтера — известного дрогобычского столяра- художника. Все произошло по принципу: ты отобрал у меня мою игрушку, а я — твою…Ландау и Гюнтер были приблизительно одного возраста и соревновались во всем.
А Бруно Шульц и Гауптман позже оказались в одной могиле. Их закопали возле каменной стены, справа от входа. Так свидетельствует Игнась Кригель, который все видел и все помнит.
Так для Шульца оборвался мир реалий. Хотя он в него никогда и не верил. И тому писал: «Скажемо руба: фатальність цієї дільниці є в тому, що нічого у ній не справджується, ніщо не збувається, як йому було призначено, всі рухи зависають, розпочаті у повітрі, всі жести вичерпуються передчасно і не можуть преретнути певної мертвої точки. Ми вже могли зауважити велику буйність і марнотратство — у намірах, у пректах і передбаченнях, які відрізняють цю дільницю. Вся вона є ніщо інше, якферментація передчасно вибуялих прагнень...» «Улица крокодилов», которую он описывал, к сожалению, пока что распространяется на целый мир…
В НАПРАВЛЕНИИ ШУЛЬЦА
И все-таки, почему мы все еще направляемся в направлении Шульца? Потому что его фантасмогорический мир кажется нам привлекательным. И потому что каждый из нас стремится быть свободным хотя бы в своем внутреннем космосе. Выставка, которую предложили нам польские художники также «В направлении Шульца». Художники отталкиваются от женских образов галицкого Кафки и …направляются каждый в свою сторону. К сожалению, часто несколько более грубую и не такую эстетичную, как шульцевская. Гений на то и гений, что приравняться к нему не просто. Но никто не говорит, что хотеть этого не стоит.
Мне вспоминаются странные дискуссии, когда из Дрогобыча исчезли фрески Шульца. Там были росписи на темы сказок. (Возможно, братьев Гримм, возможно, сказок, придуманных самим Шульцем. Говорят, где-то внизу правил конями человек, очень похожий на самого Бруно…) Так вот тогда звучали, в частности за границей, разговоры о том, что галичане Шульца не знают, что не так уже он им нужен. Что лучше отдать фрески, чтобы они вообще не пропали, потому что кто их будет реставрировать?
Конечно, такие разговоры обижали украинскую интеллигенцию, потому что она тогда взялась организовывать выставки, организовывать международный культурный центр… К сожалению, ее надежды не оправдались. Но к счастью в помещении Дрогобычского педагогического университета маленький музей Шульца все-таки существует, его поддерживают энтузиасты-дрогобычцы, которые не спорят, кто талантливее: Шульц-литератор или Шульц- художник, а просто любят его, читают и наслаждаются его графикой. То есть Шульц нам все- таки нужен. Нужно его рафинированное искусство для интеллектуальной элиты, в воспитание которой Шульц и до сих пор делает свой вклад. Нужна память о человеке, который даже не мечтал о всемирном признании, и все-таки его достиг. Нужна надежда на то, что никто больше не будет отдавать из Украины фресок, картин, книг, которые кажутся непонятными или ненужными. Итак, двигайтесь в направлении Шульца, потому что он того стоит!
Выпуск газеты №:
№143, (2005)Section
Культура