Свобода через достоинство-3

Окончание. Начало читайте «День», №145-146, 147-148
     Между преданность человека определенным доктринам, идеологическим постулатам, теориям и его, человека, личным неповторимым жизненным опытом существует непосредственная, хотя и не всегда явная, прямая связь. История человечества имеет множество подтверждений тому. Непредсказуемая школа жизни учит глубже и нагляднее, чем любые официальные университеты, пусть и наивысшего ранга.

Судьба Джона Стюарта Милля (1806—1873) является ярким свидетельством того, что это действительно так. Мы уже кратко рассказывали («День», № 145-146) о том, как воспитывал будущего выдающегося английского философа и экономиста его отец, Джеймс Милль: беспощадная требовательность, строгий ригоризм, предельно суженный круг общения, книги, книги, книги... Жизнь героя этого сообщения, возможно, сложилось бы совсем иначе, если бы не драматичная, неожиданная любовь. Именно это яркое чувство укрепило в душе Милля уважение к женщине как к Человеку, Личности и сделало его убежденным (одним из первых в Британии вообще) сторонником полного равноправия мужчин и женщин. Каково было реальное положение дел в этой сфере (исключительно важное для прогресса человечества) во времена Милля — об этом немного дальше.

Его избранницу звали Гарриет Тейлор. Блестящий биограф Милля, украинский и российский экономист Михаил Туган-Барановский, писал о ней так: «Она была удивительно красивой — бледная, красивая, с большими грустными глазами... Вне сомнения, она была исключительно умной и выдающейся женщиной, потому что в противном случае она не могла бы вызвать в душе такого человека, как Милль, отшельника и скептика, почти религиозное, благоговейное отношение к себе. Милль прямо утверждал, что обязан ей всеми лучшими мыслями, которые только есть в его произведениях. Такое отношение нельзя объяснить ослепленностью влюбленного человека, потому что на протяжении 27 лет его преклонение перед ней не только не ослабевало, но, наоборот, все больше усиливалось». Добавим к этим словам Туган-Барановского еще одно обстоятельство, похоже, самое важное: когда эти двое встретились в 1830 году (Джону Стюарту было 24, Гарриет была на два года старше), между ними стояло, казалось бы, непреодолимое, роковое препятствие — она уже пребывала в браке с богатым лондонским бизнесменом. И влюбленным пришлось ждать 19 лет (!), — только тогда, после смерти мужа Гарриет, Милль наконец-то смог жениться на своей избраннице...

Не стоит так удивляться, что с течением времени выдающийся философ перешел, так сказать, «от конкретного к общему», от ярких личных качеств (в том числе интеллектуальных) любимой женщины к глобальной проблеме — состояния женщин, их прав и равноправия с мужчинами вообще. Сейчас, когда это равноправие воспринимается как вещь сама собой разумеющаяся (из-за чего колоссальное историческое значение этого достижения осознается далеко не всеми) — нам очень сложно представить, как выглядела эта проблема в «либеральной» и «цивилизованной» Англии середины XIX века. О других странах умолчим.

Только несколько очень кратких примеров. Акт о реформе парламента (1832 год) прямо, открытым текстом лишал женщин (всех!) избирательных прав (эти права имели тогда и далеко не все мужчины — но это уже тема для другого разговора). Право голоса английские женщины получили только в 1920 году (!). Первая профсоюзная организация женщин была создана в Англии только в 1879 году, хотя женщины, наравне с мужчинами, участвовали в демонстрациях протеста, стачках, пикетах и т.д. Еще в 1792 году вышла в свет знаменитая книга Мэри Уолстонкрафт «В защиту прав женщины», однако только в 1857 году, после крайне ожесточенных столкновений, парламент принял закон «Акт о браках и разводах», гарантировавший женам получение алиментов от мужчин, бросивших их. Только в 1874 году Эмили Дэвис открыла при Кембриджском университете специальный Гиртон-колледж для девушек и женщин (что вызвало бурю враждебности и насмешек, а собственно в Кембриджский университет женщины были официально допущены только в 1946 году). В 1859 году Элизабет Блэкуэлл получила в Америке диплом врача (первая из женщин). Она вернулась на родину, в Англию — однако лишь через 10 лет, после тяжкий унижений, ей удалось добиться профессионального признания.

Все это — лишь «верхушка айсберга», наиболее известные в истории примеры. Конечно, Милль мог бы радоваться тому, что «крот истории» копает медленно, но неумолимо.

Однако в труде «Подчиненность женщин» (1869) — о нем речь далее — он обобщил эти факты.

«Речь идет о том, — пишет философ, — что главный принцип, определяющий нынешние социальные отношения между двумя полами — собственно правовая подчиненность одного пола другому — сам по себе ложен и сегодня является одной из главных помех усовершенствования человечества; его должен заменить принцип полного равенства, который не будет давать никакой привилегии или власти одной стороне и не будет допускать никакого притеснения другой» (добавим, что именно этот тезис Милль неоднократно произносил тогда и с трибуны парламента, что имело значительный резонанс).

«Было бы ошибкой считать, — продолжает Милль, — что сложность проблемы вызвана отсутствием или нехваткой логической аргументации, на которой зиждется мое убеждение. Сложности здесь те же, что и в каждом случае, когда приходится соперничать с большой силой чувств. Если какой-либо взгляд глубоко укореняется в чувствах, он не теряет силы, а скорее крепнет под давлением серьезных аргументов против него». Отношение к порабощению женщин в Англии, тем более в других европейских странах, доказывает Милль, относится именно ко «взглядам, глубоко укоренившимся в чувствах» — взглядам архаичным, допотопным, однако чрезвычайно устойчивым, ибо «традиционным».

Милль, как он сам пишет, надеется, прежде всего, на ту «способность самостоятельно взвешивать аргументы, когда человек способен отвергнуть практические принципы, в которых он родился и был воспитан и которые сегодня в значительной степени служат фундаментом мирового порядка — и готов отбросить после первой же логической атаки, аргументам которой нечего противопоставить. И потому я упрекаю людей не за то, что они мало доверяют аргументам, а за то, что слишком доверяют обычаям и всеобщим чувствам».

«Принятие этой системы неравенства, — подчеркивает автор «Подчиненности женщин», — отнюдь не было следствием намерения, замысла, каких-либо социальных идей или вообще каких-либо понятий о путях улучшения жизни человечества или организации общества. Это следует непосредственно из того простого факта, что с древнейших времен существования человеческого общества каждая женщина, в зависимости от того, как ценили ее мужчины, и учитывая меньшую мощность ее мышц, должна быть привязана к определенному мужчине как рабыня» (есть основания полагать, что в древней истории украинцев это было не так или не совсем так. — И.С.). И далее: «Законы и системы государственного устройства всегда начинаются с признания тех отношений, которые уже существуют между индивидами; они превращают то, что было простым физическим фактом, в законные права, дают им санкцию общества». Именно поэтому, по мнению Милля, «рабство, ранее являвшееся делом чисто силовых отношений между собственником и рабом, упорядочивается и становится предметом соглашения между собственниками; собственники же, обязуясь друг перед другом для совместной защиты, гарантируют своей коллективной силой неприкосновенность частной собственности (включая рабов) каждого из участников сделки». Милль добавляет (это мнение непопулярно сейчас, потому что не относится к праволиберальному «мейнстриму»): «в древние времена рабами было огромное большинство представителей мужского пола (в том числе и в прославленных Афинах! — И.С.) и все женщины. Прошло много веков, некоторые из них обозначены ярким развитием культуры, но философам долго еще не хватало мужества поднять вопрос о справедливости или социальной целесообразности того или иного рабства. Но постепенно такие храбрецы начали появляться, и, наконец, в русле всеобщего общественного прогресса, по крайней мере в странах христианской Европы, рабство мужского пола было запрещено; что же касается пола женского, то оно постепенно перешло в более мягкую форму зависимости». Но эта зависимость, жестко отмечает Милль, «в теперешнем виде... является примитивным состоянием древнего рабства. Женская зависимость так и не утратила агрессивных признаков первобытного происхождения (вспомним пример из наших дней: завоеванный талибами Афганистан. — И.С.). А потому и никакой презумпции в ее пользу нельзя вывести из одного факта ее существования. И обычному человеку действительно странно слышать утверждение, что неравенство в правах между мужчинами и женщинами не имеет другого происхождения, кроме права более сильного».

***

«Люди не понимают страшной живучести институций, в основу которых заложено право сильного; не понимают, как сложно от них отказываться; как хорошие и плохие наклонности и вкусы власть имущих отождествляются с самой властью и ее прочностью; как медленно, одна за другой, эти нехорошие институции отступают». Эта оговорка Милля, похоже, оказалась пророческой. Но не только этим определяется интеллектуальное значение его произведений для нашего времени. Этот мыслитель, который не уставал писать о «тирании большинства» как прямой угрозе демократии и человеческому достоинству, одновременно подчеркивал, что необходимо, чтобы человек ставил цель не только своего личного благополучия, но и «сумму общего счастья всех», который прекрасно умел распознавать «устаревшее рабство» во внешне вполне благопристойных институциях, который, в конце концов, понимал, что основой основ демократии является компетентность, — по праву может считаться одним из основателей западного гражданского общества.