Игривый намек от Halloween
Мокрая брусчатка, откровенная прохлада, в которую еще не веришь, даже в последние дни октября, все думаешь — поворчит осень, пошутит и снова обнимет бабьим летом, пусть и с кризисным аппетитом, но все же, приласкает еще напоследок. Сколько раз так обманывалась, будто не знаю, что у Indian summer характер непредсказуемый как батареи в моей квартире. Они все еще ледяные-ледяные, даже домой не хочется. Так мысленно жаловалась сама себе, возвращаясь после спектакля из старого любимого особнячка в театре на Подоле. Оказывается, новое здание рядом технически никак не связано с ним. Там будет другая жизнь, наверное, и другие масштабы, ведь важняк — новодел у всех на устах, а особнячку давно нужен ремонт, но видно теперь (хочу ошибиться) он должен приучать себя к скромности, главное, чтобы не навязана была роль бедного родственника. Театралы, которые ищут особую камерность, находят ее именно тут, на сцене милого театрального особнячка, удивляясь мастерству актеров, не умеющих играть фанерно-технически, по-моему, даже на репетициях — все наотмашь, все сочно, без недосола, но и без пересола. Так себе брела по Андреевскому спуску, неспеша насыщаясь игрой вечернего освещения, которое убрало почти все, пусть только до утра, стилистические ошибки, которые постоянно задевают — то полуживые чехлы на домах с нарисованными на них чужим раем, чтобы скрыть недоделки равнодушие к старине. По дороге заглядываю в бары и ресторанчики, в которых посетителей не густо, но и не пусто. Это радует, что могут себе позволить, но и удивляет слегка — после наших-то тарифов. Уже убрали свои раскладушки продавцы не поражающих воображение сувениров, было так вольготно дышать в этом безлюдье, с непривычно стертой суетой. Уже бывало так внезапно снова показалось, что я в другом городе. Может, от того, что прохладным осенним вечером тут давно не бывала, а днем спуск совсем другой. Понимала, что от этой прогулки уже не стоило ждать какой-нибудь добавочной ласки, она уже будет скупа на подарки. Все, что могла, выставила как на шведском столе — и восторг от театральной драмы и вечерний наряд гибкой неповторимой улицы в одном экземпляре, и в тот же момент уловила, что предночье приготовило еще нечто неожиданное, своеобразное эксклюзивное блюдо от таинственного шефа, заметила — в вечно, кажется, немом и темном замке Ричарда, который уже долгие годы как бы в медикаментозной коме, то ли жив, то ли еще не мертв, возникло светящееся окно. Не знаю, может, старожилы видят такое чаще, я же впервые за последние годы увидела намек на жизнь в этом потухшем роскошном здании. Даже не знаю, принадлежит ли оно городу или уже давно какому-нибудь сиротке с декларацией — тяжеловесом, может, замок Ричарда уже кому-то подарок от тещи. Сейчас в бренде на всякий случай иметь тещу-крупняка, на нее можно все и записать. Где их штампуют, не знаю, но то, что они, эти старушки, беспокойно спят, не сомневаюсь.
Так, скорее, пока не уплыло настроение от этой вечной песни о главном, начинаю следить за загадочной пляской света. Сначала я просто от удивления застыла перед ночным замком, а свет из одного окошка вдруг побежал куда-то, а потом снова вернулся, будто почувствовал присутствие своего зрителя, пусть и в одном, скажем так, экземпляре. Я замерла, даже почудилось, что некий шалунишка, юное привидение, не дождавшись, как я называю тыквенной ночи, нарушило все правила и за несколько дней до Halloween, затеяло свое непослушное соло, может, и репетицию своего звездного танца. Понимаю, шептать-нашептывать такие небылицы можно только ребенку, пока он маленький, пока он твой, но, оказывается, самой впадать время от времени в детство, ох, как сладко. К тому же, этот дом под номером 15 для меня не незнакомец, два года назад летом, вместе с фотокорром Сергеем Пятериковым, готовя репортаж о замке мы пролезли с горы Уздыхальницы через замаскированную дыру в ограждении внутрь вечной недоступной территории, и, оказавшись на уровне, думаю, четвертого этажа, снизу на малоинтересной площадке, напоминающей примитивный хозблок, оказались в такой близости от куполов Андреевской церкви, что фотогеничность нашего дивного города в какой уже раз ошеломила. Давясь от смеха, потому что тогда удалось пролезть и не порвать платье, и когда все правила преодоления препятствий были уже позади, оторопели — открывшаяся незабываемый ракурс от преломления солнечного света в пустых окнах, изгибы с секретами — не угадать, что увидишь через минуту, да и сам вид на дали такой харизмой избалован, что закрыть в отстойнике, и тем самым украсть у киевлян и туристов такое богатство — непозволительно.
У меня дома висит акварель, написанная художницей в 1993 году, и этот дом на ней как на точной фотографии. Могу, созерцая, сравнивать, сопоставлять. Вижу — подходы были совершенно другими, нет дивного балкона, да и пристройкам, прилепленным квадратно-гнездовым способом, никак не срастись со стильным импозантным замком, но, признаюсь, все же, гуляя по их «спине», чувствовали себя особыми гостями, правда, нелегалами. Мифы легенды вокруг этого дивного дома, похоже, сами себя и подпитывают, но из личной жизни замка известно, что строили его с 1902-го по 1904-й, а в 1905-м, когда он был почти готов, случился пожар. В доме постоянно происходили странные вещи, и когда он был уже, вроде, восстановлен, никто из жильцов там долго не задерживался, все жаловались на постоянные завывания по ночам. Из всех версий, почему же дом имеет название «Замок Ричарда Львиное Сердце», мне нравится одна: в 50-е годы прошлого века писатель Виктор Некрасов впервые так назвал его в одной из своих повестей и еще кое-что — тут долгие годы жил приятель Некрасова, прекрасный рассказчик, шутник, эрудит, и звали его Ричардом. Может, все это вместе и насытило писательскую фантазию. Городской фольклор упрям, а киевлянам это название давно полюбилось.
Между тем, огонек в окне все бегал, как хотел, для меня даже стало уже не важно, что его мог зажечь какой-нибудь сторож, если такой имеется, я уже играла сама по себе и ни от кого не зависела, к тому же, добавился еще свет от нескольких свечей, наверное, парочки постарались осветивших кокетливую, помню она шоколадного цвета, лестницу. Она так изящна, ночью уже этого не разглядеть, а свеча выхватывала то один пролет, то другой, но я ее запомнила навсегда. Вот ей, прижавшейся прямо к стене замка, точно не надо из кожи вон лезть, чтобы доказать свою привлекательность, такая всеми изгибами держится за своего Ричарда, обостряя желание наделить эту лестницу запасную некой одушевленностью: уверена, она дому скрашивала долгие годы полужизни да и скрашивает сейчас, успокаивала, мол, пока мы вместе, ничего не страшно. Сколько же ему еще стоять в навязанном образе молчаливого старца, ведь ему только слегка за 100. По европейским меркам — пацан да и только, и вся жизнь у него впереди, а нам-то, куда нам спешить — век туда, век сюда — не будем мелочиться.
P.S. Ричард, через пару дней приду к тебе со стилизованной тыквой, поболтаем еще о том о сем и зажжем свечу. Одну на двоих.
