Далеко ли Глазго от Роменки?
Все политические страсти не будут иметь значения в пустынной стране, утратившей свой облик
Климатическая конференция в Глазго (COP-26), если и заинтересовала нашу общественность, то лишь встречей Джо Байдена с Владимиром Зеленским в ее кулуарах. Пресса и социальные сети уделили внимание именно закулисным событиям. Таковы наши привычки смотреть на события, как визажист разглядывает заседание парламента, подмечая покрой костюмов, макияж, прически, но не вслушиваясь в речи. А разговор 100 лидеров стран мира в Глазго для нашей страны не менее значим, чем иностранные кредиты, вооружение и вакцины. Страну опустошает не только война и коррупция.
Шестьдесят лет назад речка Роменка, огибающая славный старинный городок Ромны, разливалась весной, превращаясь в бескрайнее озеро, над которым кружились стаи диких уток, гусей и цапель. Летом в заливных лугах гнездились чибисы, роились стрекозы с черными, золотистыми и синими крылышками, удивляя пируэтами своего полета. Вечерами кричали выпи, а освещенные окна домов пытались пробить жуки-олени и рогачи, носившиеся с жужжанием моторных самолетов. Мир моего детства складывался из захватывающих встреч с невероятным разнообразием больших и малых существ, вызывающих любопытство, восторг, страхи, умиление. Природа совершенный воспитатель чувств. Без нее наш эмоциональный портрет выглядел бы набором алгоритмов в цифровом выражении.
По воскресеньям в летние дни родители брали лодку. Мы отправлялись на пикник по извилистым рукавам и протокам безлюдных мест, где Роменка впадает в Сулу. Я лежал на корме, поглаживая ладонью волны, вглядываясь в прозрачные глубины, где безмолвно, как дирижабли, проплывали сонные окуни, шарахалась от тени отцовского весла серебристые тучки мальков. Под листьями кувшинок стояли щуки, презрительно уходившие от моего сачка для ловли бабочек...
Акварели детских впечатлений не всегда достоверно передают нам контуры времени. Но они сохраняют его цвет. Он был другим более полувека назад. Став взрослым, я замечал, как мелеют и мутнеют реки. Это происходило на моих глазах в Европе, Азии, Америке, везде, где человек, уподобившись тургеневскому Базарову, превратил природу в свою мастерскую с набором мощной техники, способной поворачивать реки, осушать болота, вырубать леса...
Ко всему живому мы привыкли относиться как к пище или трофею с очень давних времен. Борьба за человеческую жизнь сводилась к прекращению жизни других существ. Только в середине прошлого века возникла новая этическая концепция нашего существования, которую сформулировал американец Альдо Леопольд. Из покорителей природы мы должны превратиться в ее граждан — вот ее квинтэссенция. Увы, дошедшая до нас поздновато.
Сегодня, говоря о проблемах глобального нагревания планеты, мы не должны сводить их только к борьбе за повсеместное сокращение выбросов парниковых газов. Ничего не изменится, если люди заменят ископаемое топливо батарейками, сохранив старые привычки природопользования. Эту мысль озвучивают многие, но, как правило, адресуют не туда, перекладывая обязанность государства на плечи граждан. Так появился современный свод деклараций экологического поведения. Люди должны меньше есть мясо, экономить воду, устанавливать солнечные батареи для обогрева, не мусорить и т.д. и т.п. Все это звучит прекрасно-правильно, но пользы не приносит. Как можно гражданам выполнить благие пожелания институций без кардинальных перемен в отношении к природе самого государства? Кто примет природоохранное законодательство, построит мусороперерабатывающие заводы, создаст работающую экологическую полицию, организует очистку рек, привлечет к ответственности их загрязнителей, учредит новые заповедники, то есть приведет всю экономическую и общественную систему взаимоотношений к новому порядку? Вопрос остается без ответа.
В своем далеком детстве, путешествуя по притокам Роменки, я не знал о работах по осушению ее притоков Гайворонки и Хвощовой. Они закончились в 70-х, превратив реку моего детства в жалкую канавку со стоячей водой. Такую же, как и речку Тилигул на Одесчине, сотни других малых рек, исчезнувших за одну человеческую жизнь. Хватит ли оставшихся на еще одно поколение? Это зависит от нас, в том числе журналистов, избегающих экологических тем, как скучных и мало задевающих публику за живое. Хотя, точнее сказать, за мертвое. Ведь все политические страсти, переживания о хлебе насущном, и даже территориальные потери государства, не будут иметь значения в пустынной стране, утратившей свой облик. Разве не страшно представить детей, читающих шевченковский стих о широком могучем Днепре, переходя его вброд под Киевом?
