Я видел фотографию бога

УТРО

Низкие большие облака возле аэропорта. Из труб тянутся дымы, соединяются с облаками, образуют пухлых монструозных осьминогов. Горизонт, однако, чистый, и солнце встает золотой пулей, устраивает представление с огромным веером лучей.

Осень. +37.

ОПТИКА УПЛОТНЕНИЕ

Я уже знал такой пейзаж в Америке. Простые дома, автозаправки, шоссе, железная дорога, стандартный урбанный ландшафт. Но здесь — избыток деталей. Больше проводов над головой, больше столбов, больше балок, плакатов, людей и людей с веерами на единицу пространства. Реальность уплотнена со всех сторон. Мы на острове.

ЛЕНЬ.

Лингвопатриотическое отступление

Есть у меня старинный друг еще с хипповских времен. Он, будучи уже взрослым 25-летним человеком, взял и выучил японский, один из сложнейших языков на планете, изучил этот нихонго с его двумя алфавитами, иероглифами-кандзи, изощренными омофонами, счетными суффиксами и бессчетными оттенками вежливости. До сих пор картина перед глазами: Крым, лагерь под открытым небом, костер, рядом с костром сидит лохматый загорелый Слава, одной рукой помешивает кашу (кашу он готовил феноменальную), а второй листает толстый талмуд с иероглифами.

И я думаю: обычный парень из Днепра усвоил нихонго. А миллионы соотечественников и соотечественниц, вроде не обремененных повреждениями головного мозга, никак не осилят язык государства, в котором живут. Гораздо проще японского.

«Мы ленивы и нелюбознательны» — это же не про нас сказано?

В ГОСТИ

Именно к Славке я и приехал. В Чигасаки. Это другая префектура, час по железной дороге через Иокогаму в центр Токио. Весь час за окном — ни полей, ни лесов, только более или менее плотная застройка. Где-то посередине пролетает зеленый контрапункт с огромным белым Буддой на склоне. И так полторы недели.

В конце концов, эти ускоренные километры слились для меня в один сплошной Токио. Не место, а прерывистая целостность, сборище оксюморонов, сбитый фрактал, рассыпанный трехмерный паззл, который не складывается и не сложится.

ФАРТУЧЕК

Приезжему нужна экзотика. Поэтому сразу иду в Акихабару.

Раньше здесь был радиорынок. Теперь здесь радиорынок и кавай.

Кавай (японской — каваий) означает милая, или даже миленькая. Так называют персонажей аниме — вечно несовершеннолетних девчушек с длинными ногами и в коротких юбках.

Здания от 3 до 10 этажей. Фасады завешаны огромными баннерами новых аниме и видеоигр с теми же большеглазыми худыми существами. По улицам идут мужчины — десятками и сотнями. Ряды продавцов радиодеталей. Как это выглядит, можно увидеть и у нас на Караваевых дачах (каравай — кавай, шутит псевдолитературный органчик в голове). Покупаю переходник для розетки. С другой стороны — залы игровых автоматов и кафе. Почти все ненарисованные девушки здесь — это взрослые молодые женщины, одетые как школьницы из мультфильмов, в платьица с кружевами и рюшиками, в фартучках. Тоненькими голосами призывают прохожих посетить кафе, хватая за рукава. Стоят на дикой жаре. Увидев камеру, улыбаться перестают.

Кавайные кафе — сладости и чаек, все вдвое дороже, чем в заведениях с таким же ассортиментом. Даже замызганный туалет — 5 долларов. Официантки — некоторым из них заметно за 20 — исключительно в тех самых, одинаковых платьицах. В зале полумрак, на сцене — соответственно одетая певица, под караоке поет карамельную песенку на смеси японского и английского. Посетители — среди них, невероятно, даже одна посетительница с ребенком — сидят за столиками и машут фосфоресцирующими палками.

В игровых комнатах — звуковые каньоны. Каждая машина гремит безжалостно и мигает всеми цветами. Исключительно мужчины. Кавайные тян пританцовывают на экране, тянут из них деньги. Глохнешь моментально.

Другие автоматы, тоже этаж за этажом — с механическими руками, чтобы хватать игрушки. Взрослые люди, опять-таки преимущественно мужчины, бросают деньги, пытаясь добыть пластиковую инкарнацию какого-то анимационного рубаки или тушку розового плюшевого песика.

Меня не покидает мысль, что это массовое впадение в детство скрывает фрустрацию такой глубины, которую не постичь никак умом.

ЭРОТИКА

Слава берет меня за компанию на урок музыки. В доме учительницы много дерева. Шкафы, полки, циновки, европейской мебели не видно. Вполне узнаваемые керамические статуэтки. Позолоченный лев. Инструменты 150-летней давности, названия которых мне неизвестны. Седая подтянутая хозяйка в клетчатой ??рубашке, брюках, кружевных носках. Сидеть — на полу на подушках. Учат песню. Песня называется «Любовь на тысячу лет».

По молитве тысячерукой Каннон

По ее обетам

Даже на сухом дереве

Расцветут цветы

Музыка для моего слуха мелахнолическая, но Слава уверяет, что торжественная.

Каннон был мужчиной, сознательно не ушедшим в нирвану ради помощи живым существам на пути к просветлению, в Японии стал женщиной, а вообще ему/ей присущ гермафродитизм.

«Любовь на тысячу лет» пели как в приличных домах, так и в кварталах терпимости.

Это — эротика.

ПОРНО

Регулярно вижу женщин средних лет, довольно домохозяйственного вида, в футболках с надписью PORN.

ЗАПАХИ

Возле станций метро ветвятся улицы-базары. На территории величиной с мою однокомнатную квартиру рядом на раскладках духи, шаурма, сумки, свежая рыба. И закуток, где все курят.

И это прекрасно.

БОГ

Святилище императора Мэйдзи находится в парке с вековыми деревьями.

Прохлада. Благоговейные посетители. Много одинаковых молодых людей в белых короткорукавных рубашках и черных брюках, с рюкзаками; планктон раскаленного города.

Черные вороны каркают ровно по четыре раза, чем несколько нарушают торжественность момента.

Ритуальные уборщики — красивые парни в белом с метлами.

Перед алтарем надо бросить монетку, дважды хлопнуть в ладоши, дважды поклониться, один раз хлопнуть в ладоши.

На стенах деревянных павильонов — картинки и фотографии императора, которого не просто канонизировали после смерти, а провозгласили богом.

НАПАДЕНИЕ

На третью ночь случился тайфун.

Тайфун — это равномерный ливень, который длится и длится час за часом. Убаюканный, ты идешь спать, но скоро просыпаешься. Ветер ревет за окном — ты с таким никогда не сталкивался, даже тогда, в Днепре, в июле 1977, когда в Синельниково был смерч, когда ты впервые увидел шаровую молнию — огромную зеленую искру, взорвавшуюся над железной дорогой двумястами метрами ниже, когда затапливало подземные переходы и подвалы, когда погибли люди и даже всесоюзное радио сообщило об этом. Весь дом дрожит. Дрожат стены, стекла, крыша. Через пару минут дом разлетится вдребезги, ты еще несколько секунд будешь лежать, пялясь в черное жидкое небо, прежде чем тебя вместе с матрасом не подхватит и не унесет прочь и бросит на прокорм озверевшим волнам.

Обошлось. Не в этот раз.

УДОБСТВА

Обнаружил, что люди ходят с маленькими вентиляторами. Различных форм, цветов, довольно кокетливо сделанные, висят на шнурках на шеях.

Еще одна бытовая мелочь — карманные пепельницы — выглядят как кошельки, только вместо монет — окурки.

И синтоистские святилища между магазинами. Метафизика здесь близкая, домашняя. Никаких лестниц в небо.

ДЕТИ

По дороге к старой телебашни проходил рядом с божествами, опекающими детей — мертвых, живых и нерожденных. Это выстроенные длинными рядами каменные статуэтки с одинаково блаженными лицами, в красных слюнявчиках и с красно-белыми вертушками на палочках. Когда я остановился, подул ветер, у малышей закрутились их игрушки, а из ближнего сада вдруг заиграла «Богемская рапсодия».

Мама, о, прости, я не хотел, чтоб ты плакала.

И если не вернусь к тебе до завтра,

То живи, как живешь — словно ничего не случилось.

ФОРМА

Девушки-подростки — белый верх, черный низ и мягкие зверушки на рюкзаках.

Метро. Напротив меня сидит худощавый клерк. Брюки, рубашка. Вдруг он снимает ботинок и поверх носка на костлявую ногу до колена натягивает гетру. Обувается, спускает штанину. На него жарко смотреть.

В другом поезде: двое школьников, трое школьниц по 12-13 лет. Решают задачи прямо в вагоне. Мальчишки, как водится, в коротких рубашках, девочки мало того что с длинным рукавом, еще и в шерстяных жилетках и длинных юбках. Пот течет по вискам. Их так обязывают или это из соображений красоты?

Школьники вообще ходят строем, как в армии, или парами, даже старшие. Рядом — ответственный с флажком, что усиливает ощущение казармы.

На перроне. Группа крепких ребят. Большинство — настоящие громилы, в темном переулке не хотел бы встретиться. Есть, впрочем, совсем щуплые подростки. Общаются, периодически имитируя драку — тестостероновые шуточки. Одеты в шорты разных фасонов, но у всех одинаковые футболки с надписью Police и с соответствующей эмблемой. Гопнички? Но для гопника ассоциироваться с копами — моветон. Какой-то спортклуб? Полицейские стажеры? Слишком пестрые.

У имперского дворца слуга свистом призывает к себе огромных карпов в канаве. И они здесь, толкаются, едва не вылезают из воды.

Видимо, на них действует его форма.

ЗВУК

Водители автобусов все время что-то говорят, несутся поезда, на станциях из динамиков чирикают воробьи или кукует кукушка, персонал командует в громкоговорители, гремят игровые автоматы, шумят машины, кавай попискивает.

Этот город — огромный звуковой котел.

ПЕРЕХОД

В Токио наиболее загруженные пешеходные переходы в мире.

Это выглядит так: перед тобой перекресток величиной со среднюю городскую площадь. Машины, машины, машины. Затем одновременно переключается свет на всех светофорах. И сразу по пяти зебрам, каждая из которых шириной в добрую улицу, навстречу друг другу бросаются сотни людей.

Люблю эту игру.

СОН

Комната, или скорее комнатка в очень оживленном подземном переходе. Стулья, стол с розетками. В глубине — автомат с холодными напитками. Можно перевести дух, зарядить телефон, почитать интернет. Здесь те же клерки-короткорукавники. Один действительно смотрит в монитор, второй хлебает колу. А трое сидят за столом и, положив головы на руки, спят.

Нигде я не видел столько спящих людей в поездах. Однажды напротив меня спала целая лавка. Контраст жары и прохлады в вагоне слишком сильный, но, кажется, хроническая усталость — неотъемлемая причина. Здесь действительно работают до потемнения в глазах.

Сам я так и не смог заснуть ни разу, потому что только начинал клониться в дрему — следовал сильный удар в стекло — воздушная волна от встречного поезда. Это — удар судьбы, думал я усталым мозгом. Японская железная дорога явно не хотела, чтобы я спал.

ФОРМА-2

Японская вежливость не имеет ничего общего с дружественным политесом европейцев или американцев.

При всех улыбках, это нечто иное.

Тебя никогда не оставят с проблемой один на один, если ты вдруг застопорился где-то в людном месте.

Стою с картой, пытаюсь разобраться, куда идти, улыбающийся дедушка заглядывает через плечо и на чистом японском мне все подробно объясняет.

Спасибо.

Откажут тебе с той же убийственной любезностью, которая может взбесить не хуже от прямого посылания к черту.

Меня удивляло, почему водители автобусов все время говорят что-то вроде «Йес-с-с». Английский же здесь явно ни к чему. Выяснилось, что на самом деле это остатки фразы «аригато годзаймасу», то есть «большое спасибо». Они благодарят каждому пассажиру на каждой остановке. Десятки раз за один маршрут, тысячи раз в день, неведомо сколько за год.

Вечер. Магазин-салон «Ниссан». Трое клерков синхронно кланяются вслед отбывающей машине. У одного в руках какой-то жезл. Видимо, Его Сиятельство Клиент почтил их покупкой, и они ради благодарности потревожили местное божество.

Антиядерный пикет возле станции Уэно, тоже кланяются.

Протестуешь, служишь или торгуешь — кланяйся.

Мы на большом вернисаже современного искусства со знакомыми японскими девушками. Одна — скрипачка, вторая — художница. То есть, кажется, свободолюбивая богема. Скрипачка как более жаждущая искусства регулярно оставляла нас наедине с художницей, которая и так здесь все видела. Наша английский быстро иссяк. И все время, пока мы были наедине, она молча смотрела на меня и безостановочно улыбалась. Хорошо, что это был не первый день моего пребывания здесь, иначе бы я почувствовал себя неловко или подумал лишнее. Таков уровень вежливости к гостям. То, что невозможно себе представить у европейских, да и у украинских женщин.

И не надо.

КРУЖЕВА

Белые кружева на креслах в такси. Белые перчатки на руках у таксистов. Белые перчатки в разноцветный горошек у мотоциклиста.

Почему-то эта белизна и эти кружева говорят мне о Японии больше, чем любой сад камней или организованные очереди в метро.

ХУЛИГАНКА

Чем дольше я здесь, тем больше понимаю, что жизнь этих людей полна ограничений, ритуалов и сдержек. Что их приучают ходить по струнке с самого детства.

По-настоящему человеческий контакт произошел в неожиданном месте: возле сада камней в Киото.

Я сидел на деревянной веранде и смотрел на песок и камни, собранные в непостижимую, как и полагается, композицию. Рядом, в компании младшей подруги, сидела японская дама под 40 с загорелым и четко хулиганским лицом. Я очень быстро заметил, что она приобщалась к прекрасному, отбросив всякую почтительность: делала из пальцев то бинокль, то подзорную трубу, и преувеличенно-внимательно рассматривала весь этот буддийский алогизм. Затем плавно направила «трубу» на меня. Я ответил ей своей десятипальцевой оптикой. Следующие несколько минут мы строили друг другу самые разнообразные рожи на радость подруге, едва стоявшей на ногах от смеха.

Где-то через полчаса мы снова встретились в коридоре того же храма и разыграли сценку «встреча двух аквалангистов». Подруга снова едва не упала.

Теперь я знаю, что там, среди мириад двуногих микрочастиц, направленных традицией по руслу обязательств, предрассудков и вымотанности, есть одна, плывущая если не против течения, то поперек точно.

ПЕРВЫЕ И ПОСЛЕДНИЕ ОБЪЯТИЯ

В старой телебашне обнимался с роботом по его просьбе. Очень странное ощущение. Но не потому, что ты обнимаешь белую полутораметровую говорливую куклу, а из-за вопроса самому себе:

Зачем в Японии роботы, если люди как роботы?

ПОБОИЩЕ

Умиротворенно скриплю гравием на дорожке в парке. Японский парк — максимальное избежание прямых линий, имитация природы, которая делает вид, что не является имитацией.

Впереди у дерева вижу миниатюрную ящерицу. Подхожу ближе. Ящерица прячется в корнях. Смотрю вниз: на земле лежит крохотная, величиной с дождевого червя, змея, уже раненная. Отхожу, останавливаюсь, смотрю с расстояния. Ящерица выступает на дорожку, вновь нападает на змею, последняя отчаянно сопротивляется, но напрасно. Ящерица затягивает добычу под дерево.

Что-то в этом настолько дикое и безумное, что даже не знаю, как это точно описать. Будто меня на несколько секунд забросили во время, где никаких людей нет и никогда не было.

НЕУВЕРЕННОСТЬ

Утром под уже порядочно палящим солнцем вижу летучую мышь, которая перелетает дорогу перед огромным грузовиком.

Видимо, об этом стоило бы написать хокку.

Но я не уверен, что это действительно был грузовик.

ЗАПИЛ

Еще жара. Жара поет. Голос цикады как лихой аккорд на электрогитаре и на электропиле одновременно. Цикад называют семи.

СЕРЕБРЯНЫЙ ОСТРОВ

Пошел в театр Кабуки на пьесу про 47 ронинов. Мой номер в очереди на спектакль, оказался, конечно, 46. Мое пребывание здесь обозначено рядом таких совпадений.

В ожидании спектакля прогулялся прилегающим районом. Гиндза, которую называли «Серебряный двор», потому что раньше здесь чеканили монету — это торговля и роскошь, кварталы и кварталы магазинов и офисов, свет, исходящий отовсюду, ночью как днем, но без теней, и поэтому чувствуешь себя немного призраком, ты и есть призрак, ни к чему здесь не имеющий отношения, призрак на острове, так как Гиндза это остров.

Гиндза это остров, поскольку имеет хоть какой-то визуальный знаменатель, по крайней мере в своем происхождении с серебряной ложкой во рту.

Блуждая остальным Токио, ловлю себя на мысли, что я в городе, где не было большого стиля. Ни Ренессанса, ни барокко, ни классицизма, ар-деко, модерна и т. д. Не только в архитектуре — во всем вплоть до сопутствующей философии жизни, содержания музейных коллекций и быта. Встречаются интересные послевоенные небоскребы, на этом все. Царит хаотичная ломаная застройка, безликая геометрическая какофония. И не только пожар 1945 года в этом виноват.

Что есть взамен? То, чем увлекается мир: храмы, сады, театр, музыка. Блистательная старина, заманчивая для европейского сознания, жаждущего постоянного отчуждения.

Но это не складывается в эпоху, а так и остается собранием самодостаточных артефактов.

«Традиционные искусства — это ревматизм японской культуры» — ворчит Слава, который изучает традиционные искусства.

47 РОНИНОВ

В пьесе речь идет о самураях, которые утратили хозяина, и, отомстив за него, покончили с собой.

Спектакль: ритм. Ингредиенты: небо, земля, человек.

Выходов на бис, криков «браво» и громких аплодисментов нет.

Победить, а потом убить себя.

Ревматизм.

УДАЧА

При входе в знаменитый парк Коракуэн — «мужской камень» под кустиком. Не знаю, почему он так называется, но на всякий случай пожелал ему потенции и удачи.

СКРИПКИ

Я нашел Годзиллу.

Он выглядывает с крыши небоскреба кинокомпании «Тохо».

Настоящее удивление, впрочем, было впереди.

Пройдя по Годзилла-роуд, среди всего рекламно-туристически-автомобильного бедлама, между салоном конфет и магазином косметики, обнаруживаю нечто наименее вероятное: магазин скрипок.

Скрипок, Карл.

ТАКЕШИТА

Это самая модная улица в Японии.

Прихожу туда в последний день.

Там собирается контркультурная и контрмодная молодежь. Есть даже определение «Такешита-стайл». Сплошные магазины одежды, плакаты идол-групп, тот же кавай, но не наемный, а от души. Из одного магазина бальзамом на уши орет «Секс Пистолз», захожу — это полное подземелье черной кожи, раритетных постеров и металлических браслетов, одним словом, рок-н-ролльный рай. Хорошо, но не то. Мне написали в интернете, что на Такешите собирается цвет токийской экстраваганции, одетый как никто в мире, где даже целый мост есть, ими забитый, но у меня нет времени на мост, дайте мне что-то, чтобы дернулся глаз, запела душа.

И вот. Женщина, не подросток, под 30. Высокая. Немного склонна к полноте. На высоких черных платформах, разрисованных в крупный цветок. С пурпурным волосами. В красной майке с покемонами. В огненных лосинах в белый, о-о-о, в белый горошек. С розовой сумочкой с блестками. С блестками под глазами. С густо нарумяненными щеками. С серебряным магнитофоном на плече. На котором она крутит громкую сахарную музыку. И она поет под нее! Поет! Во весь голос!

И еще она похожа на сумасшедшую художницу Кусаму, которая разрисовывает все в красный и белый горошек!

Токио все же сказал мне «До свидания».

ТИШИНА

Черный кот крадется по мокрому асфальту, присыпанному песком с ближней детской площадки и листьями с еще не совсем пожелтевших кленов, бросается на двух ворон. Те лениво поднимаются в воздух, как в насмешку, отлетают на несколько метров и снова приземляются. Они могли бы дать ему взбучку, но им лень. У них выходной. И у меня выходной. Во дворе тихо, людей нет. На небе облака. Киевские сумерки дышат холодом, скоро будет совсем по-зимнему.

Я видел фотографию бога.