Между Заппой и волком

ACCOMODATION

Над аэродромом — низкие темные облака и какая-то загадочная непуганая птица.

Аэропорт невелик. На стенах — концептуальные фото, снятые сверху.

Реклама: радостный мужчина средних лет по уши сидит в грязи. Почему-то похож на Де Ниро.

Это быстро проходит, как лишний кадр, вклеенный с другой пленки.

***

У моего отеля продают янтарь и всегда кто-то играет музыку. С янтарём сидят люди совершенно разного возраста, есть даже мальчишка едва ли 10 лет. Из музыкантов запоминается худой нервный баянист, все время оглядывающийся по сторонам. Избитые мелодии образуют слащаво-бравурную рамку вокруг его встревоженного лица.

Пора гулять.

ГУЛЯТЬ

Центр прочно упакован в переплет старого города.

Его вертикальный препарат, срез, который хорошо ложится в линзы фотокамеры — криволинейная перспектива мощеных проулков, многоугольные фрагменты стен, чаще всего белых, но также охристых, бежевых, зеленоватых — накапливается неровными ступенями и увенчивается шпилем ближайшей церкви, воткнутым в подобающе лазоревое небо. Окна отбрасывают на мостовую собственные скошенные негативы.

Вьющиеся улицы, игра света, типизация пейзажа.

Стена, крыша, церковь.

***

Вильнюс в маятнике моих пяти летних дней — раскаленная геометрия. Район небоскребов на берегу Няриса развевается огромным стеклянным знаменем. Мне говорят, что Вильнюс похож на Львов и я готов согласиться, но не помню, какой Львов. Старые города всегда влекут за собой долгую, более объемную, чем они сами, образную тень. Где-то в неопределенности образ Львова и образ Вильнюса пересекаются. Их вероятное сходство создает дополнительный клубок значений, в который комфортно вплетаются призраки воображаемой Европы. Стена, крыша, церковь.

***

Церковь, то есть костел святой Анны — красная кирпичная готика. Глядя на нее, думаешь о склонности католиков к тонким напряженным линиям. Как кости, вырывающиеся из тела, или гигантские шипы. Не заполнить пространство, а прописать ему вектор.

***

Соседний Пречистенская собор выглядит изнутри так, как выглядит любая православная культовая постройка. Внешне — белая глыба с красными крышами, без позолоченного славянского китча.

В XIX столетии это здание служило анатомическим театром. Ничего удивительного: специализация та же.

***

Если сделать несколько поворотов в правильном направлении, можно найти 3-этажный дом, словно составленный из кусков других домов; тут вагонка, тут — крашеный бетон, а тут бетон некрашеный, а здесь обшито какими-то планочками, а здесь — голый кирпич. Дом-заплата, дом-Голем, чистая фавелла; неподалеку — до боли знакомые деревянные сараи, но при этом покрытые красной черепицей, отшлифованная вечерними посиделками до зеркального блеска лавка, рядом с которой валяется пластиковое позолоченное ведро с эмблемой дорогого шампанского «Моет». Здесь же висит свежевыстиранное белье, которое никто не охраняет. Под стенами стоят пустые пересохшие стулья. В подворотне проходит женщина в коротком домашнем халатике. Из-за угла появляется сосредоточенный чернокожий джентльмен в брючном костюме и черных очках, как из американского фильма. Это тоже Вильнюс, детка.

***

Есть даже хрущевки, все равно не такие, как в Украине. Вильнюс травмирован советским опытом ровно на 48 лет, не более и не менее.

***

На дальнем подходе к небоскребам — огромная, грубая и зримая в этой грубости ржавая клепаная труба, изогнутая в форме арки, перекинутой через дорожку перпендикулярно реке. Фамилия автора — Урбанавичюс. Я представляю, как ее ненавидят местные, но ничего иного на берегу с небоскребами, прямо напротив аккуратных исторических фасадов быть не может.

Берега Няриса в этой части засажены полевыми травами, которые цветут фиолетовым и желтым. Ржавые трубы и полевые цветы — это детство, которое тянется к природе и индустрии одновременно — и та, и та таинственны, как чудище под кроватью. Травы древнее. Города прежде не было, а они и жара были.

***

Еще липы и камыш.

УЖУПИС

В Ужупис, что означает Заречье, попадаю по мостику через Вильню. Прохожу поляну с буддистской ступой и разноцветными флажками на веревках.

Вижу деревянную качалку для взрослых в виде зебры-единорога.

Рояль и пианино на берегу реки.

Дерево, поросшее старыми виниловыми пластинками.

Гипсовую Венеру с руками и хорошо прорисованными грудями.

Самый маленький в мире порт, из которого можно доплыть прямо в Нью-Йорк.

Патлатого ангела с трубой на главном перекрестке.

При СССР здесь жили преимущественно асоциальные элементы. Когда-то это были настоящие трущобы, где любой пришелец мог получить по лицу в силу наличия этого лица.

1 апреля — а когда же еще — 1997 года городские художники провозгласили здесь «республику». Республика имеет герб, границы и дорожные знаки, президента, министров и шерифа, а, главное, собственную конституцию, которая вывешена на улице на металлических табличках на 36 языках, в том числе на украинском.

1. Человек имеет право жить рядом с Вильняле, а Вильняле течь рядом с человеком.

2. Человек имеет право на горячую воду, отопление зимой и черепичную крышу.

3. Человек имеет право умереть, но не обязан.

4. Человек имеет право ошибаться.

5. Человек имеет право быть единственным и неповторимым.

6. Человек имеет право любить.

7. Человек имеет право быть нелюбимым, но это не обязательно.

8. Человек имеет право быть неизвестным и не знаменитым.

9. Человек имеет право лениться и ничего не делать.

10. Человек имеет право любить и опекать кошку.

11. Человек имеет право заботиться о собаке до конца дней одного из них.

12. Собака имеет право быть собакой.

13. Кошка не обязана любить своего хозяина, но в трудную минуту обязана прийти ему на помощь.

14. Человек имеет право забывать, есть ли у него обязанности.

15. Человек имеет право сомневаться, но это — не обязанность.

16. Человек имеет право быть счастливым.

17. Человек имеет право быть несчастным.

18. Человек имеет право молчать.

19. Человек имеет право верить.

20. Никто не имеет права на насилие.

21. Человек имеет право осознавать свою ничтожность или свое величие.

22. Никто не имеет права покушаться на вечное.

23. Человек имеет право понимать.

24. Человек имеет право ничего не понимать.

25. Человек имеет право на любую национальность.

26. Человек имеет право праздновать или не праздновать свой день рождения.

27. Человек обязан помнить свое имя.

28. Человек может делиться тем, что у него есть.

29. Никто не может делиться тем, чего не имеет.

30. Человек имеет право на братьев, сестер и родителей.

31. Человек может быть свободным.

32. Человек отвечает за свою свободу.

33. Человек имеет право плакать.

34. Человек имеет право быть непонятым.

35. Никто не имеет права перекладывать вину на других.

36. Человек имеет право быть личностью.

37. Человек имеет право не иметь никаких прав.

38. Человек имеет право не бояться.

39. Не побеждай.

40. Не защищайся.

41. Не сдавайся.

Сквозь приоткрытые ворота видны старосветские заросшие дворы, где с массивной самоуверенностью на креслах сидят древние старухи; напротив может стоять, почтительно склонив голову, крупный опасный молодец в спортивных шортах и ??майке. Она его помнит в пеленках, и его родителей тоже. Истинные заречанцы.

***

Свадебная фотосессия в Ужуписе: невеста в белом платье и кедах, у парня клетчатые штаны, а цвета пиджака я не помню, все внимание привлекает голубой розовый бутон у него в петлице. Они фотографируются на фоне местных полуруин, иногда в довольно непристойных позах. Сразу видно — крепкая будет семья.

Голубые розы часто используются, чтобы символизировать тайную или недосягаемую любовь. Однако из-за генетических ограничений они не существуют в природе. Некоторые культуры утверждают, что желания обладателя голубой розы обязательно осуществятся. В «Твин Пикс» Дэвида Линча секретный проект «Голубая роза» занимался сверхъестественными явлениями. У рок-группы The Residents, лиц которых никто не видел, есть песня Blue rosebud про эскимоса, который ест эфир.

На этом месте у меня оборвалась пуговица.

УДВОЕНИЯ

Выхожу из православной церкви напротив моего отеля; зашел туда, потому что православие в католический стране — та еще экзотика. Навстречу мчится коротко стриженный молодой человек в синем пиджаке и как-никак отглаженных брючках с кипой книжек под мышкой, не сбавляя темпа и не меняя благостного выражения лица, выкрикивает мне: «Бл*ть!.. Угу» и исчезает в церкви.

С зарядом благодати между глазами прохожу несколько шагов по улице, из дверей соседнего кафе выступает парень в спортивном костюме и зеленом кепи. На щеках у парня нататуированы пятиконечная звезда, арабская вязь, автомат и смерть с косой. Парень говорит: «Слышь?! Э!» И уходит в следующее кафе.

Мне кажется, что это один и тот же человек.

***

Блуждая по выставочному центру «Литэкспо» за городом, натыкаюсь на двух юношей, которые рисуют карандашами одно огромное лицо на стене, но кто из них Альгирдас, а кто Ремигиюс, определить невозможно, потому что они близнецы. А еще художники. А еще их обоих покинула мать в раннем возрасте.

На следующий день в центре подхожу к уличному кафе «Бла-бла». Оно так и называется — «Бла-бла». В киоске две девушки, светловолосых и сероглазых и абсолютно идентичных. «Где Заппа?» — спрашиваю я их. Они не знают. «Где ресторан N?» — спрашиваю я их. Знают, но все равно не нахожу.

В «Литэкспо» мне рассказывают о победе литовских художников в прошлом месяце на Венецианской биеннале: национальный павильон получил «Золотого льва» как лучший. Инсталляция называется «Солнце и море (Марина)». Это искусственный пляж, на котором лежат люди, которые вдруг начинают петь оперу, рассказывая о своих проблемах. Зрители смотрят, стоя на балконе. Среди поющих — двое женщин-близняшек. «Утомленность человеческого тела становится метафорой измученной Земли».

Двое панков с интеллигентными лицами выгуливают большую добрую собаку.

 По Нярису плывут две красных байдарки.

На берегу стоят двое рыбаков.

Возле них в немыслимой для Киева близости сидит пара уток.

Возможно, уже и меня здесь больше чем один. И где-то я, второй, на тех же улицах.

***

С памятником Фрэнку Заппе, немыслимому Фрэнку, непристойному Заппе лучше фотографироваться путем совмещения макушки своей головы с основанием головы Заппы, тем более что памятник по своей конструкции позволяет это сделать, ведь голова Заппы находится на самой вершине длинной блестящей трубы. Таким образом, на фото окажется, что Заппа растет у вас из макушки как одушевленное доброкачественное образование, которое вот-вот спросит на ломаном русском «Что за х*йня?», как собственно он и спросил своих чешских слушателей, впервые в жизни съездив в Москву и больше туда не вернувшись.

Таким образом, в Вильнюсе есть ржавая труба в форме антитриумфальной арки и памятник Фрэнку Заппе на конце прямой блестящей трубы. Вильнюс — хороший город.

ДВИЖЕНИЕ

Экскурсоводы любят вспоминать Наполеона: он проезжал через Вильнюс, когда шел воевать с Россией. Гид обязательно расскажет вам, что он называл Вильнюс «северным Иерусалимом», и хотел забрать церковь святой Анны с собой в ладони, а вообще Литва — наиболее средиземноморская страна Балтики, здесь культ кофе и пиццы. Проверить это за 5 дней невозможно, так же как и наличие грибной лихорадки в сентябре.

Остается верить на слово.

***

Экскурсоводка останавливается на Немецком бульваре.

— Вильнюс сильно пострадал от боев во время Второй мировой ...

По бульвару с ревом проезжает кожаный бородач на мотоцикле.

— ...но этот район уцелел. Новая советская власть хотела его снести и перестроить...

Мотоцикл оглушительно пролетает в обратном направлении.

— ...но вильнюсские архитекторы, встревоженные такой перспективой, собрали взятку: литовские сыры и колбасы еще досоветского качества и отвезли их в Москву...

Организм на мотоцикле снова врывается в пределы нашего звукового поля.

— ... Да что же это такое! — восклицает гид и быстро заканчивает:

— Они отнесли взятку чиновнику, который должен отвечать за перестройку Вильнюса, и то о Вильнюсе забыл! За колбасу и сыр.

Мотоцикл уже где-то далеко.

***

Неприметного вида мужчина в очках медленно едет на древнем велосипеде с электромотором и громко, на всю улицу крутит музыку, точнее даже не музыку, а музон, точнее, не музон, а музло, женский голос истекает патокой: «подарил мне небо, подарил мне звезды, чтобы я счастливою была» — «посмотри на звёзды, посмотри на это небо взглядом, слышь, тверёзым, посмотри на это море — видишь это всё в последний раз» — продолжает услужливая память.

***

Молодые мчатся на самокатах, которые действительно катят себя сами.

***

Только не ездить в троллейбусах, потому что у троллейбусов человеческий голос. Каждый раз, когда они подъезжают к остановке, то издают такой протяжный звук, словно на что-то жалуются.

***

В поисках Национальной галереи обращаюсь к первому встречному. Тот ведет меня куда надо. По дороге выясняется: сам литовец, но литовцев ненавидит, потому что бардак; отставной военный, не пошел против народа в 1990-м; живет в костеле, сейчас там служба польская, поэтому пошел гулять; а пенсию нормальную не дают, говорят, езжай за документами в Россию, гады.

На галерее висит объявление: «Закрыто в связи проведением Дня отца».

И это правда. Столько мужчин с детьми я не видел никогда.

ГУЛ ЯЗЫКА

Вильнюс распыляет пафос столицы по выразительным мелочам.

Стена литературной славы начинается с вставных челюстей, замурованных в нее.

Еще в стенах есть много другого. Чайники, кофейники, кухонные ножи, гаечные ключи, лицо Гюнтера Грасса, русалка, которая щурится на солнце, шинель, которую один солдат отдал другому, чтобы тот не замерз, и замерз сам.

Памятник праведникам времен Второй мировой — невысокий куб черного гранита со звездой Давида и пояснительным текстом. Перед этим знаком на земле простирается ровный несколькометровый прямоугольник, засыпанный черными камешками; такие обычно кладут на еврейские надгробья. Вокруг — беззаботный парк.

На перекрестке улиц Басанавичяус и Миндауго стоит бронзовый мальчик, мечтательно смотрящий вверх, прижав к груди калошу. Он ее собирается съесть. Съесть, чтобы произвести впечатление на девушку, в которую влюблен.

Это не памятник писателю Ромена Гари, это памятник персонажу Ромена Гари.

Монумент князя Гедиминаса полностью выпадает из стандарта скульптурной композиции героев, завоевателей и основателей. Дело не только в модернистской угловатости фигур, не только в том, что князь держит меч параллельно земле, предлагая мир, — а в том, что Гедиминас спешился. Стоит рядом с лошадью. То есть это не просто памятник выдающемуся человеку, это памятник человеку и лошади — последняя не подпорка для эффектного всадника, а равноправная участница миссии.

Говорят, Гедиминасу здесь приснился волк и именно поэтому он решил строить город.

И Заппа на трубе.

***

Регулярно встречаю белого мальчика с челкой и крылышками за спиной. В неожиданных местах. Лицо у него улыбающееся и несколько ехидное. Оказывается, несколько лет назад по городу решили наставить статуи херувимов, вот и наставили — возле магазинов, университетов, на крышах и балконах. В доме, где жил Ромен Гари, который съел калошу из-за любви, белый херувим стоит на одном балконе, а серый волк сидит под ним на втором. Очень вильнюсское соседство.

И труба под Заппой.

***

Меня преследуют категоричные установки, написанные на разных языках.

В аэропорту: «Стань грязным в терапевтической литовской грязи».

В центре: «Не ешь желтый снег».

В гостиничном кафе: «Живи быстро, умри молодым».

На выставке: «Лукас! Вставай! Искусство закончилось!»

Опять в центре, многократно: «Время».

***

Район Жверинас — кварталы 2-3-этажных деревянных домов, экзотика для украинского глаза. Наличники, крыши, ставни, резьба.

Уютно. Зелено. Ощущение сплошного санатория.

Фотографирую дом под номером 10.

— А что вы тут делаете? А зачем снимаете?

Женщина невысокая, худощавая, в черном и с окрашенными под воронье крыло волосами, ярко-красной помадой, преклонных лет, но  излучает энергию.

— Я старые деревянные дома люблю. Кто знает, что завтра будет. Может, снесут и что-то новое построят.

— Нет, не снесут. Это вот первый дом здесь вообще был. Я знаю того, кто все это здесь начинал. А я здесь была, когда здесь ничего не было. А вот здесь мы с мужем живем. Меня Ира зовут. 47 лет акушеркой работала.

— Ух ты!

— По Вильнюсу много ходит тех, кого я принимала. Вот и подумала: может, вы из моих?

Радостно улыбается на прощание.

НА БЕГУ

За рулем — Каролис — молодой, приветливый и рыжебородый. Включает «Пинк Флойд», альбом The Dark Side of the Moon. Говорим, конечно, о старом роке, приходим к выводу, что Джим Моррисон был настоящим сатиром из свиты самого Пана, случайно заблудившимся в нашем времени, и что искренность художника в определенный момент доходит до точки, когда он начинает творить собственными внутренностями, выворачивать себя как последний аргумент — и это не всегда красиво, иногда даже страшно и безумно.

Подъезжаем к аэропорту. Машину заполняет очень странная, булькающая музыка, будто поток микрочастиц несется сквозь чей-то возбужденный мозг, с топотом ног, ускоренным дыханием, шумом авиатурбин и далеким взрывом, с недобрым смехом на заднем плане — «На бегу» с The Dark Side of the Moon о человеке, который бежит, чтобы успеть на самолет. Герой не успевает — к счастью, потому что самолет разбивается. Но продолжает бежать.

И вот, в кристально чистом звуке автомобильных динамиков, я слышу, что пока психопат бежит на свой самолет, пока самолет взлетает, пока дьявол хохочет, пока самолет разбивается, пока психопат продолжает бежать — поверх всего этого ровно и спокойно бьется сердце.

Я десятки лет и раз слушал эту вещь.

Я услышал пульс в ней впервые здесь, в последние мгновения в Вильнюсе.

Систола, диастола, систола, диастола. Я понимаю, кто бежит, понимаю, кто хохочет, но кто это настолько спокойный настолько близко?

***

И где-то я, второй, на тех же улицах.

***

Между Заппой и волком.