«Вернули Станицу, вернем и Луганск»

Два года тому назад я распрощался с песками Станицы Луганской. При очередной проверке на одном из «сепарских» блокпостов нас вывели на улицу из микроавтобуса, и тогда я увидел, как в песок, который когда-то ассоциировался с отдыхом и миром, была вонзена табличка «Мины». С этого момента Станица Луганская у меня вызывала ощущение разрушения и представлялась в образе разбитой хрустальной пули. Насколько хрупким, непрочным и даже иллюзорным является мир. В определенный момент сон покоя сменяется реальным кошмаром, и на улицах дачного поселка появляются сожженные авто, уютные домики превращаются в кучи обгоревшего кирпича, а огороды, с которых еще недавно в Луганск дачники привозили свежую клубнику, покрываются рябью воронок. Станица — так ее называют местные, потерянный рай, куда я вернулся через два года в тихий день Покровы.

На блокпосте нас встречают военные. Мы показываем паспорта, а солдат в ответ раздает конфеты в честь праздника. «А какого праздника?» — спрашивают в салоне. Одна женщина кладет конфету в сумочку и по-украински бубнит: «Ой, хоть бы не накололи ничем». Она не шутила. Она действительно верит в «наколотые конфеты», как в свое время верила в «наколотые апельсины», а потом и в «злых бандеровцев». Оказывается, мозги людей действительно могут навсегда остаться в определенном времени, как фотографический снимок. Они не изменятся, тем более с такой массированной российской пропагандой, которая существует в этих краях. Они, как и фотокарточки, могут только выцвести.

Дальше — очередь перед КПВВ на Луганск. Мне туда путь закрыт. Пятница, люди мрачные, но уже смиренные под мелким дождем и холодным ветром едва переставляют ноги. Так медленно двигается очередь к зеленой будке, где по предварительно оформленным пропускам людей пускают ко второму блокпосту. После этого километр пешком до разрушенного моста — и оккупированная территория. Перед мостом замаскированные укрепления бандитов, которые укрепились уже на территории, которая вроде бы контролируется нами. В действительности, именно в этом месте противники приближены максимально друг к другу, и любая провокация может перерасти в пламя. Но здесь переход для гражданских — потому натянутая волосинка держится до сих пор. Я разговариваю с местными. «Как вы относитесь к разводу сил?». Стандартный ответ почти по-одесски: «А вы?». Люди боятся, потому, в этот серый день, с ними приходится шутить. «Мы хотим, чтобы было как два года назад», — говорят женщины в очереди, пока мужчины пыхтят папиросами. «Хотите вернуть время назад?» — уточняю по-детски наивной фразой, которая явно согрела прохладный воздух беседы. «Да, чтобы все было как при Украине», — отвечает мужчина из очереди, даже, не обратив внимания, что в настоящий момент он стоит на освобожденной украинской земле, — «Жили нормально, знали, что будет завтра, а теперь хотим, чтобы все было как вчера». А на фоне очереди к КПВВ на автостанции стоит стела с часами, которые остановились еще тогда,  летом 2014-го.

Следует вспомнить, что это поселок действительно сначала заселяли донские казаки несколько сотен лет назад. В дальнейшем украинские фамилии превращались в русские (например, Ковали в Ковалевых или Солонина в Солониных), а российская пропаганда в свое время сделала все для того, чтобы Дон, Кубань ассоциировались с Российской империей, а не казачеством. В конечном итоге даже о Вишневецком, который и основал донское казачество, советская историография вспоминала только в одной «верной» трактовке. Казаки здесь впоследствии превратились в «казачков» и в конечном итоге стали бутафорской атрибутикой фестивалей. Но Кремль никогда не игнорировал этого и воспринимал любые элементы отдельности, в чем бы они не проявлялись, с прицелом на будущее. И это нужно признать, ведь за 25 лет в Украине ничего не было сделано для выработки единой исторической линии и системного ее освещения в школах и на телевидении. Но в свое время тогдашний глава Луганской ОГА Александр Ефремов возил Леонида Кучму в Станицу, где последнего местные ряженые угощали водкой, заставив его выпить рюмку прямо с казачьей сабли.

Пройдет время, и мы увидим этих ряженых на антимайданах и в числе провокаторов на украинских митингах. Они выкрикивали оскорбления или даже провоцировали незначительные столкновения для телевидения. Не все знают, что после провокаций на проукраинских мероприятиях некоторые организаторы и участники в Луганске поили водкой этих «казачков» в своих офисах и кабаках. Одни зарабатывали политические дивиденды, привлекая к себе внимание, а другие отрабатывали «стаканы» и «полтинники»: 50 гривен — стандартная цена за участие в митингах (не важно, с какой стороны). Так тогда Луганщина заигралась в имитацию. Имитацию патриотизма, имитацию оппозиционности, что впоследствии оказалось имитацией самих себя.

Но в феврале-марте 2014 года казачки почувствовали, что их роль в настоящее время более серьезна, и роль эту им назначил кое-кто более сильный при местных князьках и псевдопатриотах. Наступило время перейти с мини-провокаций до чего-то более реального. Начали появляться новые, свежие казацкие костюмы с нагайками, и такие типажи разгуливали по периметру снежного Луганска. В Киеве пылал Майдан, а эти казачки назвали себя дружинами по охране правопорядка, «самообороной Луганска», как будто кто-то в Луганске этот порядок действительно пытался нарушить. В действительности, именно тогда была запущена деза о «бандеровцах», которые вроде бы с часа на час, со дня на день должны прийти в Луганск и начать захват административных зданий. И тут к случаю — абсолютно невообразимая провокация около ОГА, в которой свою роль сыграли братья Серпокриловы, которые назвали себя украинскими патриотами. До сих пор никто не занялся допросом этих субъектов, которые пустили в никуда первые пули в центре города довершив образ «бандеровцев». На этом фоне образ «бандеровской» угрозы нашел свое вроде бы логическое завершение. Многие из казачков впоследствии стали членами бандитских группировок — первыми наемниками, которых российская пропаганда назвала «ополченцами». Именно в тот период конца зимы 2014 года началась активная фаза вербовки в так называемое ополчение, чтобы потом сделать их руками первую кровавую и грязную работу по очередной фазе оккупации Донбасса. Но в настоящее время эти «ополченцы» фактически перебиты, и роль «казачества» опять свелась к бутафории.

Луганск всегда смотрел на Станицу Луганскую, как на свой «район». Действительно, Станица фактически заселена луганчанами. Абсолютно естественным было иметь, кроме квартиры в будничном, запыленном Луганске, еще и домик с огородом в Станице, в Макаровом или Ольховских дачах. Сосны, песок, озера и мелкие, но ледяные даже летом, ручьи. Теперь эти сосны иссечены «Градами», а в тело песка вонзены таблички с надписью «Мины». Но «взять» Станицу Луганскую для коллаборантов является делом принципа. И это всегда нужно учитывать. Об этом в первую очередь думаешь, когда смотришь сверху со склона, где внизу над берегом Сиверского Донца, смешались деревья и кусты, а позади стоит разрушенное прямыми попаданиями административное здание. «Напротив нас через реку позиции «сепаров», а мы в зоне обстрела, — говорит мне военный. — Так что не исключаю, что в настоящий момент на нас смотрит снайпер». Владимир поднимает с земли гильзу от «зенитки» и добавляет: «Ох, и всыпали мы им однажды. Они потом три дня возобновляли свои позиции». Военный говорит, что в нашу сторону «прилетает» регулярно. Часто      — просто мины, а иногда кое-что потяжелее. ОБСЕ? Эта организация давно стала предметом анекдотов для местных. Ее присутствие условно. Как раз ночью, когда по большей части и происходит обстрел боевиками Станицы, ОБСЕ-шники исчезают.

Летом 2014 года Станица Луганская была освобождена украинскими войсками. Следующим должен был стать Луганск, но не судилось. Теперь, в самой свободной, но многострадальной Станице, я дарю украинской патриотке Наталье Журбенко (псевдо Света Светикова) трилогию, которую издала газета «День» и в которой я многократно задавал вопрос: почему не был освобожден Луганск? Около нас собрались станичане и так же не могут дать ответ, ведь очевидным было то, что областной центр можно было освободить минимум два раза — в августе 2014-го и в феврале 2015-го (именно тогда, когда Луганск в который раз был оголенным, ведь все силы враг бросил на Дебальцево). Но, по-видимому, «на верху» существует какая-то другая логика. Однако в настоящее время можно сказать точно — со стороны Станицы Луганск пока еще не взять. Враг нависает над Станицей, фактически ежедневно обстреливая поселок. Ежедневно местные слушают «прилеты». Тем не менее, Станица Луганская стала пристанищем украинских патриотов из самого Луганска. Наталья Павловна рассказывает, как в Луганске в ее дом зашли «вежливые люди» и ткнули ей в живот дулом автомата. Она женщина, которой за 60. По-видимому, это и спасло ее, но времени оставить город оставалось 24 часа. Теперь она в Станице с дочерью. Занимается волонтерством за собственные средства. Наталья Павловна соглашается с тем, что Донбасс начали оккупировать не в 2014 году, а намного раньше. Она лично знала и Александра Ефремова, и Виктора Тихонова. Знала и Владимира Пристюка, к которому у нынешней власти (как и к Тихонову) почему-то нет вопросов. А вопросы задавать нужно, в частности возвращаясь во вроде бы не такие уж и далекие времена. Именно в период конца 90-х годов, когда Леонид Данилович в Станице пил водку с сабли, и необходимо искать ответ: почему Донбасс в определенный момент «сломался». Без этих выводов, даже при наличии мощной армии, мы будем только терять и «выцветать», как фотокарточки, забывая свое и засыпая над бездной. Возможно, этот период изгнания и дан нам, чтобы пройти свои «40 лет в пустыне» осмысления.

Но наличие украинских патриотов в Станице Луганской разрушает досадный, горький стереотип о том, что в этих краях засели только закоренелые пророссийские элементы. Наталья Николаевна говорит уверенно и слаженно, потому что слова ее в этой ядовитой среде выстраданы. Кофе ее остыл, и она держит в одной руке книжку «Дня» об оккупированном Луганске, а в другой — теплые носки для военных, которые связала ее дочка.  «Вернули Станицу, вернем и Луганск», — резюмирует она в кругу станичан. Вернем и вернемся, когда сделаем выводы...