Ваши мертвые выбрали меня...

В то время, когда в 1981 году я начинал свое исследование Большого голода в Украине, было множество еще не опубликованных партийных документов. Но после изучения национального коммунизма из контекста украинской истории этого периода вместе с такими документами, выступлениями, передовыми статьями, которые печатались буквально ежедневно в официальной прессе советской Украины, мне стали вдруг абсолютно ясны основные черты официальной политики советского режима в отношении Украины.

Здесь мне нужно объяснить, почему именно я, коренной американец, занимался этой темой и зачем мне это было нужно? Меня не раз об этом спрашивали и не раз мне хотелось спросить в ответ: а что нужно было миллионам россиян, евреев, армян, в конце концов, украинцам, в этой далекой, Богом забытой стране, — моей Америке? Потому что американские граждане украинского происхождения требовали исследований, и мне выпала такая судьба, что ваши мертвые выбрали меня. И так же, как нельзя заниматься историей холокоста и не стать хотя бы наполовину евреем, так же нельзя заниматься историей исследования голодомора и не стать хотя бы наполовину украинцем. Я потратил на эту работу слишком много лет, чтобы Украина не стала большей частью моей жизни. В конце концов, по словам Мартина Лютера, здесь я стою, ибо иначе не могу. Мотивация была проста: и все новодоступные документы, и новейшие исследования не изменили основной портрет событий, который я дал в 1982 году на Международной конференции о холокосте и геноциде. Я убежден — чтобы централизовать полную власть в руках Сталина, нужно было уничтожить вторую советскую республику, а следовательно погубить украинское крестьянство, украинскую интеллигенцию, украинский язык, украинскую историю в понимании народа, уничтожить Украину как таковую. Калькуляция была очень простой и крайне примитивной: нет народа, значит нет отдельной страны, а в результате нет проблем. Такая политика в классическом понимании этого слова означает ГЕНОЦИД.

До конца военного коммунизма большевиками культивировалась почти патологическая ненависть к так называемому буржуазному национализму. Саму суть ленинской формулы «сближения и слияния наций» можно трактовать как прогеноцидную, ведь накладывание одного национального образца вместо другого объявлялось «исторически прогрессивным». Во время первой советской оккупации Киева большевистские войска практико вали расстрелы почти всех, кто публично разговаривал на украинском языке в Киеве. Голод 1921—1923 гг., который унес жизни миллионов жителей Украины, был откровенно спровоцирован самой экономической политикой в отношении Украины. Выкачивание продовольствия проводилось в явно дискриминационных формах по отношению к Украине. Второе правительство УССР во главе с Христианом Раковским в 1919 г. прямо отождествляло украинский язык с так называемой контрреволюцией. В 1921 г. Совнарком РСФСР просил помощи только для голодающих Поволжья, и сам НЭП был в Украине введен на шесть месяцев позже, чем на остальной территории, что позволило продолжать продразверстку. Только с началом Новой экономической политики (резолюция Х съезда РКП(б) «О национальном вопросе») в 1921 г. была предпринята попытка сосуществования советской системы с нерусскими языками и культурами. Во время «украинизации» (коренизация, объявленная резолюцией ХII съезда РКП(б) в течение 1923—1932 гг. советская власть попыталась жестко контролировать украинский национальный процесс путем непосредственного участия в нем. Прекращение такой политики во время голодомора 1932—1933 гг. носит выразительные признаки геноцида. Для введения своей прямой власти в Украине Сталин пошел на ужасающие репрессии и, в результате, на организацию искусственного голода в Украине.

В конце октября 1932 г. ВКП(б) захватил прямой контроль над хлебозаготовками через председателя Совнаркома СССР В. Молотова, назначенного председателем комиссии по выполнению хлебозаготовок в УССР (Л. Каганович возглавлял аналогичную комиссию по тогдашнему Южнокавказскому краю, в том числе, Кубани). К 18 ноября под давлением Молотова, ЦК КП(б)У создал систему натурштрафов. Это был фактически приказ о возвращении государству авансов колхозникам с урожая и конфискации вместо отсутствующего хлеба других видов питания, что можно трактовать только как политику, направленную на организацию голодомора. Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1932 г., в котором было обвинено правительство УССР и руководство тогдашнего Южнокавказского края, между прочим, в украинском национализме как главной причине нежелания или неумения местных коммунистов выполнить заготовки мифического хлеба, и фактический выговор ВКП(б) всей партийной организации КП(б)У, имеет все признаки того, что политическая цель высших руководителей СССР была направлена на уничтожение самостоятельности КП(б)У и УССР, как таковой. Массовый террор 1933 г. против украинской культуры — несомненный признак намеренного уничтожения украинской национальной идентичности, как базы подобной самостоятельности. Именно на этом основании в 1988 г. американская Комиссия по изучению голода в Украине 1932—1933 гг. решила, что голодомор был актом геноцида. В 1990 г. Международная Комиссия по исследованию голода в Украине 1932—1933 гг., организованная Всемирным Конгрессом свободных украинцев не смогла четко определиться в этом вопросе. Причиной этого было необоснованное отнесение рассматриваемого факта массового народоубийства в Украине к вопросу законодательства, а не к области права, как это было сделано в трудах Рафаэля Лемкина и основных международных документах. Мотивацией подобного решения данной комиссии служили аргументы, что искусственный голод в Украине был организован за 15 лет до того, как были приняты международные документы, что представление о признании факта геноцида имеет право сделать только правительство тогдашнего СССР и что нет в живых фактических организаторов голодомора, кроме еще живого в то время Лазаря Кагановича. Характер и масштабы голодомора в Украине и до сих пор остаются дискуссионным вопросом среди зарубежных специалистов.

Эту проблему мы исследовали, как могли. Мне кажется, что собранные документы, свидетельства очевидцев, Рапорт Американскому Конгрессу сделали свое дело, но то, что мы материалы не сделали, — это адекватно нужно понимать — то, что мы это оставили для наших детей, для наших потомков. Этой боли, этого ужаса мы не выдержали. Сталинская политика социологически выжженной земли в определенной мере действительно уничтожила Украину как таковую, в смысле, что она сделала кардинальный разрыв в процессе нормального развития украинского народа, и это привело к уникальной ситуации — если развал коммунизма мог в таких странах как Польша, Чехия, Венгрия и т.д. привести к реставрации утраченной независимости прежде существующих народов, то в Украине за пределами западных областей украинская нация в смысле человеческого сообщества, имеющего консенсус относительно собственной идентичности, собственной истории, культурных ценностей, в определенном понимании, осталась просто национальным меньшинством в собственной стране. Иными словами: народ и страна были так задерганы, так запуганы, что когда Украина получила независимость, у народа не было четко определенного общего мнения относительно собственного будущего. Были только прежние структуры Украинской ССР. В 1991 году мы все сделали фундаментальную, хотя и неосознанную ошибку, когда думали, что мы создали новое независимое государство. Сегодня ясно, что это было обретение независимости существовавшего доселе государства. Фактически те же люди продолжали делать то же самое, и дальнейшее развитие последовало от этого. Посткоммунистическая Украина — уже не просто обретшая независимость УССР, но в субъективном смысле, где люди имеют общие национальные ценности, общее понимание, кто они такие, еще нет украинской Украины в том смысле, как Польша — польская и Чехия — чешская.

Все схемы истории в определенной степени искусственны, но это бывает естественный процесс самоосознания любого народа, однако искусственная инкорпорация истории украинства, украинцев и других народов бывшего СССР была искусственным насаждением другой национальной идентичности, более выгодной для тогдашних власть имущих. Когда покойная Анна Панкратова сделала открытие в 19-м издании ее «Истории СССР» в 1950 году, что казацкая революция, начавшаяся в 1649 году, была «национально-освободительной войной под руководством Богдана Хмельницкого» — это был сигнал украинцам: «освобождение» означало «воссоединение» со старшим братом, отличие «Великой Отечественной войны» от Второй Мировой войны означало победу этого младшего брата в особой борьбе под верховенством «старшего». А не как равноправного члена Объединенных Наций против фашизма. В литературе можно было прочитать Булгакова, но было вычеркнуто целое поколение украинской литературы, представители которого писали не хуже представителей русского «серебряного века»: Хвылевый, Яновский, молодые Сосюра и Тычина, переводы античной литературы Зерова — все возможное и невозможное было сделано, чтобы «искоренить, уничтожить националистические корни» не только из украинской культуры, но даже из языка, основные интеллектуальные кирпичи духовного развития любого человеческого сообщества, и того, что осталось — стало слишком мало, чтобы сделаться полноценным членом мирового сообщества наций.

Как я говорил не раз: покойный эмигрантский профессор Иван Лысяк-Рудницкий еще в 1962-м году видел корни, из которых произросла нынешняя Украина: республиканская номенклатура и те, кто начинал искать и сеять современные национальные ценности. Я раньше называл эти силы территориальной и национальной элитами. Трагедия независимой Украины в том, что доминантной силой стала не национальная, а территориальная элита, представители которой сохраняют все привычки традиционной номенклатуры, такие как: думай одно, говори другое и делай третье. Фактическая модель украинской экономики остается треугольником, который был виден уже в 70-х годах — номенклатурщики—цеховики—криминальные структуры. Только тогда вместо этого цеховики становятся предпринимателями, остающимися более политиками, нежели бизнесменами. И всегда могут использовать другие стороны треугольника, чтобы задушить более производительных конкурентов, и потому мы бедные. Это фактически так же, как в России.

И пока подобная ситуация остается, эти фразы об европейском выборе Украины остаются просто болтовней, потому что Евросоюз, в первую очередь, экономическая организация и сама суть того, как работает наша экономика — это модель абсолютно противоположна европейской. Так же, все эти прекрасные фразы о согласии фактически маскируют отсутствие всякого национального содержания у большинства власть имущих страны. Территориальная элита может дать практически все, что нужно, потому что у нее нет никаких национальных ценностей, ни государственнических ориентиров. Много написано о второсортности и неконкурентности украиноязычной прессы и СМИ, но кто захочет читать сто раз подряд — сколько мы любим и как мы любим Украину на искусственно обедненном языке, потому что подавляющее большинство переводов зарубежной литературы просто интереснее читается по-русски?

Никто не может решить за украинцев, как они хотят говорить и писать, кроме самих украинцев. Но как они могут решать это для себя без знания таких слов, которые были запрещены (см. «Большевик Украины», 1933, № 7, где опубликованы целые списки запрещенных с 20-х годов слов). Я хочу, чтобы кто-то когда-то сел, как я, с убитыми и расстрелянными из Институтов живого и научного языка. Когда же будут обнародованы результаты их отважной работы, чтобы появилась возможность использовать в своем интеллектуальном продвижении наработанные тем потерянным поколением варианты и начать строить, таким образом, самые элементарные кирпичики мыслей своего народа?

Но прежде всего, украинцы не могут стать полноценным народом, полноценными членами Европейской цивилизации без передачи сил от государства к людям, которые умеют организовать себя так, что могут заставить власть сделать то, что выгодно именно им. Это суть частого непонимания понятия «гражданское общество». Это не идеальная система, и возможно, не совсем демократическая, но лучшей пока что не найдено. Никакое государство никогда не сможет сделать Украину украинской. Только самоорганизованные украинцы вне государственных структур смогут это сделать. И я твердо убежден, что это так и будет!

СПРАВКА «Дня»

Профессор Джеймс МЭЙС, автор множества научных трудов и один из первых исследователей темы Голодомора 1933 года, родился 18 февраля 1952 г. в Маскоги (Оклахома), США. В 1973 закончил университет штата Оклахома, затем получил степени магистра и доктора исторических наук в университете Мичигана, где защитил диссертацию на тему «Национальный коммунизм в Советской Украине 1919—1933 гг.». Затем Мэйс был приглашен для исследований Голодомора в Украинский научно-исследовательский институт при Гарварде, где работал с Робертом Конквестом, принимая участие в исследованиях для его книги «Жатва скорби» («Жнива скорботи»). В 1986—1990 гг. Дж. Мэйс был исполнительным директором Комиссии Конгресса США по Голодомору, руководил ее повседневной работой и составлял проект выводов комиссии. После 1990 года, не имея возможности найти постоянную академическую работу, профессор Мэйс занимал временные должности в Колумбийском и Иллинойском университетах.

В 1993 г. Мэйс переехал в Украину, где работал в Институте этнополитики, преподавал политологию в НаУКМА и Христианском университете. С 1998 года — консультант англоязычного еженедельника газеты «День».