Крики и шепот

Словом, тут вам представлена как бы частичка грядущей цивилизации, и ядром ее является кино, экранное искусство. Потрясающая заполняемость залов (свободных мест практически нигде я не видел) — лучший ответ зрителей на вопрос, нужно ли им это. Кинотеатральный показ, особенно с применением новой проекционной техники, позволяет открыть неведомые ранее средства воздействия на человека. Модерный архитектурный ландшафт лучше всего сочетается с модерной же кинотехнологией.

Убедительней всего это, само собой, получается у американцев. Так случилось, что я посмотрел польский фильм «Долг» режиссера Кшиштофа Краузе (он победил на последнем национальном кинофестивале Польши), а вслед за ним картину американца Оливера Стоуна, название которой перевести довольно сложно («Any Given Sunday», нечто вроде «Каждое воскресенье»). Обе работы о войне. Краузе рассказывает о том, как рэкетиры буквально уничтожают нескольких славных парней, требуя от них денег. Поначалу это интересно, но чем дальше, тем монотоннее и зануднее. Впечатление такое, что режиссеру доставляет удовольствие живописать эпизоды истязаний, пыток... К тому же оператор Бартек Прокопович злоупотребляет ручной камерой: получается мельтешня, суетливость, ощущение какого-то даже непрофессионализма. Финал, конечно, сделан по известной жанровой схеме: пружина распрямляется, мучителей отправляют в лучшие миры. Убивают их с особой жестокостью — для того, чтобы полиция заподозрила «русский след».

Последнее, кстати, я не понял: причем здесь русские? Литовский коллега объяснил мне. Дело в том, что «русское убийство» отличается от польского своим изуверством: отрезают голову, секут другие телесные составные и прочее. Но совесть мучает убийцу, и он сознается в содеянном. Заключительные титры сообщают, что прототипы героев фильма получили по 25 лет тюремного заключения. И это при явно смягчающих обстоятельствах, при явке с повинной? Таковы, однако, нормы католической морали: человеческая жизнь священна.

На фильм Стоуна я явился с твердым намерением сбежать с этой трехчасовой футбольной саги на японскую картину. И усидел до конца. Впечатляющее зрелище! Американский футбол представлен как военные действия — яростные столкновения мужских телес и характеров, безжалостные поединки, где запросто ломаются челюсти, руки и ноги... Собственно, это ни что иное, как гладиаторские бои — ничто не изменилось со времен Древнего Рима, человеческая природа в первую очередь. Уж на счет этого Стоун не имеет никаких иллюзий: весь арсенал современной кинематографической техники брошен на воспроизведение этой дикой, животной, яростной энергии. Вот где работает стереозвук — лязг и вой, истошные крики... Матчи сняты преимущественно на средних, крупных и даже сверхкрупных планах: ощущение ужаса от вселенской рубки от этого еще сильнее. Вместе с тем некая эпичность: эдакий Гомер, только в современной аранжировке. Так смыкаются прадавние коды и всяческие модерновые киноштучки.

Аль Пачино играет роль тренера и играет хорошо. За кромкой футбольного поля тоже бушуют страсти. Оно и понятно: крутятся большие «бабки», соответственно, давление на людей возрастает многократно. Бешеный крик, бешеная энергия. Тут живут страстями, и сидя в кинозале я не без грусти думал о том, как сильно Европа проигрывает в энергетике. Тот же польский «Долг» выглядит анемично, я уж не говорю об архаичности киноязыка: рядом со Стоуном картина Краузе выглядит, что лошадь, бегущая наперегонки с электровозом.

На мой взгляд, европейское кино в очередной раз проиграло американскому в зрелищности, в умении соединить эту самую зрелищность с философским осмыслением современной жизни. Американцы в большинстве случаев стремятся именно к подобному синтезу. Порой сомнительному — как в «Пляже» Дени Боула, где идол молодежной аудитории Леонардо ди Каприо играет человека, попытавшегося бежать от цивилизации в некий рай, на остров в Таиланде. Там люди живут, как блаженные — таким, наверное, виделось старым утопистам коммунистическое завтра. Не получается и тут: утопия топит своих героев в волнах все той же ненависти и прозаических наркодел. Коллективистская утопия подана здесь в упаковке жанра, пригодного для тех берлинских девчонок, что истошно выли в ожидании ди Каприо: от этого не совсем удобоваримая смесь языка высоких обобщений и масскультовского лексикона.

Лучше получилось у 29-летнего Томаса Андерсона в «Магнолии», в итоге получившей главного «Золотого медведя». Несколько повествовательных сюжетов здесь лихо и мастерски соединяются и разбегаются в стороны: человеческие жизни колдовским образом оказываются соединены, сталкиваясь, словно бильярдные шары. Чем-то напоминает новые берлинские сооружения — своей прозрачностью. Вселенская деревня, где все на виду, все под контролем, который тоже оказывается обманкой: в человеке вдруг взрывается та- акое!

Еще в одной американской картине «Талантливый мистер Рипли» Энтони Мингелы Мэтт Деймон играет убийцу, присваивающего себе чужое имя и состояние. Деймон играет превосходно — существование человека в нескольких ролях, резкое переведение внутренних стрелок с одного пути на другой... Нет внутренних тормозов, любые трансформации оказываются возможными и достижимыми — актерский аппарат у людей наработан отменный.

Дензил Вашингтон (он получил приз за лучшую мужскую роль) в «Урагане» Нормана Джуисона играет человека, ставшего жертвой обыденной подлости. Знаменитый боксер попадает в тюрьму, откуда подает сигнал «SОS»: пишет и издает книгу о своей жизни. Сигнал услышан, несколько людей делают все, чтобы вызволить человека из темницы. Им это и удается... Немного сентиментальная история, которую Вашингтон скрашивает образом героя-стоика, эдакого американского Павки Корчагина. Стоять нужно на своем, стоять до конца, не теряя своего лица, своего достоинства.

А все же лучшей, как по мне, картиной фестиваля была «Дорога домой» (ранее я давал неточный перевод, прошу прощения у читателей!) китайца Чжена Имоу (он получил второй по значимости приз Берлинале). Уж архаичней, казалось бы, некуда. Повествовательный материал, хорошо знакомый нам, скажем, по произведениям Чингиза Айтматова. Герой фильма приезжает в деревню на похороны отца. И рассказывает нам историю любви своих родителей. В конце 50-х в китайской деревушке, затерявшейся в гористой местности, появляется молодой учитель. 16-летняя девушка влюбляется в него, что называется, до потери пульса. Трогательная, удивительно нежная история самозабвенного чувства, окрашивающего весь мир. Именно так — современная часть снята на черно-белой пленке, ретроспективная — на цветной. Оператор Хоу Йонг замечательно «озвучивает» чувства героини своей камерой — природа то торжествует, то плачет, а то и просто сочувствует девушке, переживающей драму... Они поженятся, они проживут целую жизнь, которая теперь вот заканчивается. Но нет, сын подхватывает эстафету, и мы видим, как он читает ученикам из той же самодельной книжечки, с которой начинал некогда отец. Так просто и так замечательно. И эта простота, налет некоторой старомодности ничуть не проигрывала суперсовременным американским «кинолайнерам»... (Продолжение следует)