Корпус Домонтовича

С выходом в издательстве «Комора» книги «Мовчуще божество. Романи Куліша» сформировалась трехтомная серия — классический корпус литературных произведений писателя В.Домонтовича. В нее входят также книги «Спрага музики» и «Дівчина з ведмедиком. Доктор Серафікус».

Имя «В.Домонтович» становится все более известным для украинских читателей, оно даже получило определенную культовость, однако не будет лишним напомнить, что под этим псевдонимом скрывался ученый и писатель Виктор Петров (1894—1969), близкий к кругу киевских «неоклассиков» (хотя, по-моему, приближенный скорее биографически, чем стилистически). Петров в значительной степени прославился виражами своей биографии. Сын епископа, он стал ученым-филологом, этнографом, фольклористом и археологом, что не помешало ему выступить и с заметными литературными произведениями — как в жанрах художественной литературы, так и в «нон-фикшн». При этом, очевидно, с 1930-х годов он начал сотрудничать с НКВД, а в сороковых годах стал советским агентом сначала в оккупированной нацистами Украине, а затем в эмиграционной украинской среде в Германии в конце войны и сразу после нее. С одной стороны, он, видимо, выполнял разведывательные задания Москвы, с другой, активно работал в пользу украинской культуры, даже написал, например, публицистическую работу «Украинские культурные деятели — жертвы большевистского террора», ставшую важным документом в информационной войне нашей диаспоры с советским режимом. Был он одним из основателей «Мистецького Українського Руху» — яркого, хотя и непродолжительного, условно модернистского объединения украинских литераторов за рубежом.

В конце концов в 1949 году Виктор Петров исчез из Мюнхена, и хотя друзья-эмигранты его оплакивали и выстраивали различные версии гибели писателя-ученого, впоследствии оказалось, что он живет и работает в СССР. По возвращении в Советский Союз Петров больше не выступал как писатель. Литературоведы считают, он «усыпил» В.Домонтовича, чтобы не идти на эстетические компромиссы с режимом. От этого режима он претерпел некоторые притеснения в сугубо персональном измерении сразу после возвращения из Германии (своеобразный «карантин», вероятно, в тюрьме, многолетняя невозможность вернуться в Киев из Москвы, не совсем определенное положение на работе), однако со временем получил Орден отечественной войны и новое жилье. Эффектной биографической интригой также роман Виктора Петрова с женой Николая Зерова Софией (урожденная Лобода). Отношения эти продолжались несколько десятилетий, увенчались браком, впрочем, похоже, в их семье сохранился своеобразный культ Зерова.

«Коморивский» триптих Виктора Петрова, упорядоченный известной исследовательницей литературы Верой Агеевой, собственно, является достаточным материалом для создания себе исчерпывающего впечатление о Петрова-Домонтовича как писателя. Также он подойдет и для тех, кто хочет перечитать, обновить в памяти и в ощущениях эту прозу. Скажем, заново погружаясь в три романа («Дівчина з ведмедиком», «Доктор Серафікус», «Без грунту»), я вновь подтвердил для себя древнее впечатление, что именно «Дівчина з ведмедиком» является из них самым подходящим. И это тот случай, когда, на удивление, «общая» читательская мысль в целом тоже выделяет в творчестве Домонтовича именно этот эстетически целостный, динамичный и более обработанный на фоне (ведь, к примеру, у Хвылевого художественно слабые «Вальдшнепы» из-за цензурной интриги и выразительного политического звучания время «закрывают» гораздо более изощренные тексты). В конце концов на могилу Виктора Петрова на Лукьяновском кладбище в Киеве иногда приносят именно игрушечных мишек, таких, которыми любила играть главная героиня романа.

Сюжет «Дівчини з ведмедиком» — история юношеского бунта девушки из привилегированной семьи инженера (привилегированной как до революции, так и в советские 1920-е, следовательно, семьи во многом универсальной, крепко не привязанной к политической и исторической конкретике). Восставая против однообразной и неинтересной жизни, приготовленной ей родителями и окружением, она развитая, умеет фантазировать, темпераментная, использует различные формы эпатажа. В частности, соблазняет своего домашнего учителя-репетитора, который значительно старше мужа, совершенно противоположному ей по чертам характера: сдержанного, неуверенного, консервативного, закомплексованного, методичного. Сексуальность оказывается хорошим оружием, чтобы достичь освобождения из скучного традиционного мира, но этого совсем не достаточно, чтобы суметь воспользоваться полученной свободой и наполнить ее смыслом. На эту схематично переведенную здесь конструкцию накладываются и другие мотивы — прежде всего, образы изменений эпох и отражение этих изменений на личных судьбах, также чисто психологические построения вокруг вопросов страсти, ее (не)контролируемости, подробностей ее развертывания (странно, что Петров, несмотря на разнообразие своих научных интересов, не написал какого-либо исследования о психологии влюбленности). А еще, конечно, литературные стилизации, пародии, цитаты и намеки, которые всегда так любил Петров-Домонтович.

«Доктор Серафікус» на таком фоне может показаться своеобразным романом-отблеском «Дівчини ...». Здесь структурно подобная коллизия — рождение причудливой страсти между «неуместными» персонажами: скучающей богемной женщиной и карикатурным профессором (последнему герою присущи отчетливые признаки автошаржа), также с дополнительными символическими, культурологическими планами. Только вот все воплощено значительно менее напряженно, зато схематичнее. Хотя киевский колорит 1920-х годов в «Серафікусі» более ощутим, и еще в этом романе привлекают внимание размышления об искусстве, культуре того времени. При этом, как и во многих других произведениях, Петров здесь время от времени словно переходит с рельсов художественной литературы на рельсы эссеистические и обратно. Сначала это может немного резать глаз, но постепенно все гармонизируется и воспринимается как элемент особого авторского стиля.

Роман (или повесть) «Без грунту» в определенном смысле можно назвать «синтезом» двух предыдущих (к тому же это, очевидно, последний роман Домонтовича). В нем — открытая и декларативная культурология, в определенной степени даже политический дух эпохи, а заодно присутствует спонтанная и трепетная любовная линия, подчеркнуто необязательный и открытый, «конструктивистский» финал. Известного искусствоведа приглашают в Днепропетровск для участия в конференции и других мероприятиях для сохранения изысканной церкви начала ХХ века — у местных органов советской власти есть задумки либо превратить ее в склад, либо вообще построить на ее месте что-то величественное и утопическое в модном сейчас конструктивистском духе.

Прибыв в город своего детства (и город детства автора), герой переживает глубокий экзистенциализм (Петров-Домонтович во многом был «предэкзистенциалистом»), равнодушие к собственной миссии. Он углубляется в эстетическое и гурманское эпикурейство, заводит роман с оперной певицей, которой посвятил одно из своих произведений композитор Кароль Шимановский (любовь опять-таки прописана в мельчайших психологических деталях), охотно импровизирует «исследования» наивных рисунков на стенах в погребке. Но там, где дело касается борьбы за сохранение церкви и — шире — перспектив развития общества в ту или иную сторону, герой Петрова не готов не только к поступкам, но даже к серьезным словам: ему просто жаль огорчать наивных и неутомимых коллег своим видением катастрофических преобразований, которые могут смести прочь и их самих, и их святыни. То есть речь идет не только об эгоизме и равнодушной самодостаточности определенного типа эстетства (хотя и об этом, наверное, тоже), а о чувствах заброшенности, непривязанности человека к каким-то константам, сознании «одинокого путника на одинокой дороге», собственно, человека без почвы.

Серия рассказов Домонтовича «Спрага музики» центрируется вокруг таких любимых Виктором Петровым биографий. В основном это рассказы-портреты. От экстравагантного шляхтича, арабо— и украинофила «Ревуха» Вацлава Ржевуского до поэта Райнеру Марии Рильке, от художника Винсента ван Гога до апостола Фомы.

Есть, однако, там и знаменитые воспоминания о неоклассиках «Болояна Лукроза» в двух частях, и рассказ «Емальована миска», аллегорически изображающий психическую затероризованность человека тоталитарным режимом. Парадоксальность, психологизм, некоторый намек на ироническую авангардность в построении произведения, немного пародийная «важность» повествования — вот не все главные признаки этих текстов. Можно их распространить и на большие биографические произведения — «Мовчуще божество» и «Романи Куліша». Первое неоконченное дело является своеобразной попыткой психологической биографии Марка Вовчка, главным с точки зрения любовных перипетий жизни этой писательницы (опять психология любви!). Любовь как чувство и как сдержанность, любовь как власть, любовь как организационный ресурс. Преимущественно таких вопросов касается написанная часть произведения. Но письмо прервалась накануне таинственного исчезновения Петрова-Домонтовича из Германии в восточном направлении. И, что характерно, прервалось на красноречивой сцене: Тарас Шевченко переправляется через Днепр, и на левом берегу его арестовывают.

«Романи Куліша» — крайне ироническое повествование о любовных похождениях Пантелеймона Кулиша, основанная главным образом на эпистолярии и частично воспоминаниях. Кулиш в этих авантюрах предстает человеком смешным и трагичным: наивный и эгоцентричный, неспособной почувствовать адекватный тон в общении с другими, где мелочной, где погруженной в монументальные проповеди — и глубоко одинокой. Истории вроде романа с женой поэта Леонида Глебова и своеобразными «письмами благодарности» Глебову, который не стал активно вмешиваться в ситуацию, интересны не столько с точки зрения самого фактажа «кто с кем и что», но и как характеристика эпохи и среды (отнюдь не таких консервативных и сдержанных, как можно было бы ожидать), как дополнительные свидетельства о тогдашних героях в нашей культуры.

Три книги В.Домонтовича — это не только переиздания, которые снова привлекают внимание к колоритной фигуре Виктора Петрова. Это и собрание текстов, без них невозможно составить себе какую-нибудь адекватную картину украинской литературы двадцатого века. И после их прочтения не появляется ощущение свершения, «сытости». Ведь и сегодня у нас еще нет исчерпывающей, мотивированной биографии Петрова, не раскрыта его «шпионская история».