Ученые снова должны собраться в «Лаборатории Y»

77 лет назад в Лос-Амосе, штат Нью-Мексико, в секретной лаборатории под названием «Проект Y» ученые из Соединенных Штатов Америки, Великобритании, Германии и Канады объединили свои усилия ради спасения мира от «коричневой чумы». Цель благородная, чего не скажешь о результате. Ведь благодаря мобилизации тысяч ученых во всем мире были созданы те две атомные бомбы, которые впоследствии сбросили на Хиросиму и Нагасаки.

Катастрофические темпы распространения SARS CoV-2 и высокая смертность от Covid-19 — и ученые вновь заговорили о необходимости объединить силы. О том, что в пределах национальных границ проблему не решить, говорят уже и политики. Впрочем, фармацевтические компании объединяться не спешат. Приз, который получит победитель, который первым выпустит вакцину, — миллиарды, если не триллионы долларов. Сейчас около 35 компаний работают над разработкой лекарств, вакцины или «иммунных коктейлей» против коронавируса SARS-CoV-2. Среди них — китайские, европейские и американские компании.

Где в этой системе координат находится украинская наука, какие шансы у нас выжить в этой борьбе и чем закончился скандал с «отпуском» для группы ученых, которая работала над отечественными тест-системами для диагностики поражения SARS-CoV-2 — «День» говорил с директором Института биохимии Национальной академии наук Сергеем Комисаренко, который 11 марта возглавил рабочую группу при НАН Украины по проблемам (последствиям) распространения коронавируса SARS-CoV-2 в Украине.

— Пан Сергей, в каком режиме работает Национальная академия наук, а главное — группа ученых, которая работала над коронавирусом SARS-CoV-2? Скандал исчерпан?

— Никакого скандала и не было.

Не будет новостью, если я скажу, что Национальной академии наук приходится работать в режиме тотального недофинансирования. Дефицит существенный. Нам иногда не хватает средств даже на первую статью — заработную плату. Поднятие минимальной заработной платы для нас означает обострение проблемы нехватки финансов.

Я директор экспериментального института. Наша работа связана с экспериментами то ли на животных, то ли на клеточных линиях. Мы используем различные реагенты в своей работе, но практически не получаем на них средства. 15 лет наш Институт не получал нового оборудования. Как можно развивать науку, особенно современную, которая демонстрирует фантастический прогресс, в таких условиях? Медико-биологические науки сегодня развиваются бешеными темпами, и именно они являются основой для современной медицины.

Институт молекулярной биологии и генетики в таком же состоянии, как и другие Институты Национальной академии наук, который занимался диагностикумом, о котором вы спрашиваете. Поэтому в связи с введением карантина почти все сотрудники, кроме тех, которые должны оставаться постоянно на местах (которые отвечают за питание животных, поддержание клеточных линий) были отправлены на дистанционную работу.

Институт молекулярной биологии и генетики предложил отдельным сотрудникам уйти в неоплачиваемый отпуск. Никто их не выгонял. Это — практика, которая, увы, существует в Национальной академии наук, как и, думаю, в других органах государственной власти, которые «питаются» за государственный счет. Кто-то переводит институты на сокращенный рабочий день или сокращенную рабочую неделю.

Но карантин никаким образом не задел ту группу сотрудников, которые работают над созданием диагностикумов. Эта группа из 26 человек постоянно сидит в Институте, конечно, соблюдая условия карантина, и работает.

— Тогда как и почему появился этот пост в «Фейсбуке» от ученого о том, что ученых отправляют в неоплачиваемые отпуска?

— Моя официальная должность, за которую я получаю заработную плату в Академии наук Украины, — академик-секретарь НАНУ, ответственный за медико-биологические исследования, потому что я возглавляю отделение биохимии, физиологии и молекулярной биологии, куда входят восемь юридических лиц — семь институтов и один сектор. Одновременно я являюсь директором одного из этих институтов — Института биохимии. А Институт молекулярной биологии и генетики — это другой институт, но я отвечаю за его деятельность как академик-секретарь.

Я не знаком с этой пани Пивень. Но убежден, что она не работала с коронавирусом SARS-CoV-2, потому что никто вообще в Академии наук не работает с патогенными коронавирусами. Мы даже не имеем права держать у себя штаммы патогенных микроорганизмов. Мы работаем с вирусами и бактериями, но только с теми, которые не являются опасным патогенном.

Если пани, о которой мы говорим, обиделась, то она могла пожаловаться.

«В МИРЕ ДОСТАТОЧНО МНОГО СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫХ ЛАБОРАТОРИЙ ЧЕТВЕРТОГО УРОВНЯ БИОБЕЗОПАСНОСТИ. В УКРАИНЕ НЕТ НИ ОДНОЙ. И НИКОГДА НЕ БЫЛО»

— Объясните, что значит — «никто в НАН Украины не работал с коронавирусом, ибо даже права на это у нас нет». Как тогда вы выполняли заказ СНБО, в частности, по разработке отечественных тест-систем?

— С вирусами и бактериями, которые являются особо опасными, должны работать только специализированные лаборатории, имеющие соответствующую лицензию, лабораторную биозащиту. Чтобы, во-первых, не заразились сотрудники, которые с ними работают. Во-вторых, чтобы минимизировать риск их утечки и распространения.

Есть четыре уровня биобезопасности. В Советском Союзе наиболее опасные патогены относились к первой группе, а к четвертой — наименее опасные. Зато во всем мире наоборот: первая — условно безопасные, и четвертая — критически опасные. К четвертой группе относятся абсолютно летальные инфекции или те, которые имеют чрезвычайно высокий уровень летальности. Такие как, например, чума, холера, сибирская язва, геморрагические лихорадки, как Эбола, и тому подобное.

В мире достаточно много специализированных лабораторий четвертого уровня биобезопасности. В Украине нет ни одной. И никогда не было. По простой причине: они очень дорогие. Государства, как правило, их создают или для создания биологического оружия, или для борьбы с опасными инфекциями. В Украине на это средств нет.

В Украине было два учреждения, которые имели право сохранять и проводить диагностикумы особо опасных инфекций. Это была противочумная станция, а потом противочумный институт имени Ильи Мечникова в Одессе и противочумная станция в Крыму. В Крыму мы ее потеряли вместе с мощным потенциалом национальной системы биобезопасности. Надеюсь, что временно.

Противочумный институт в Одессе относится к системе Министерства здравоохранения. И именно он в стране имеет самый высокий уровень — третий уровень биобезопасности.

Мы — НАН Украины — имеем право работать с патогенами первой группы. Второй — нет. Потому что мы не имеем защиты.

— К какой группе ученые относят коронавирус SARS-CoV-2?

— Это разделение достаточно условное. Большая часть коронавирусов относится ко второй группе патогенов. Их вообще много. Они разные. Большая часть острых респираторных заболеваний, которыми мы болеем, вызваны коронавирусами. Но есть малопатогенные.

Однако известны коронавирусы, которые имеют высшую патогенность. Мы их знаем по меньшей мере три. Первый — который вызвал заболевания SARS в 2003-2004 году в Китае. Это так называемый MERS, который был вокруг Саудовской Аравии. SARS-Cov-2 — это их родной брат. Но первые два, благодаря тому, что не было мутаций, быстро были преодолены. За младшим «братом» еще нужно наблюдать. Он более агрессивен. И изменения в его геноме пока не свидетельствуют о том, что он «добреет». Хотя следует отметить, что и более агрессивным он не становится.

Институт молекулярной биологии и генетики, который сейчас разрабатывает диагностикумы на коронавирус, не имеет права работать с SARS-Cov-2 и не имеет этого вируса. Вообще в Украине этого живого вируса в культуре нет.

— Тогда как была сделана тест-система?

— Диагностикум был сделан благодаря тому, что китайские ученые сразу провели секвенирование этого вируса и выставили в литературе его структуру — полную последовательность нуклеатидов.

Китай огромные средства вложил в развитие своей науки. Особенно в информационные технологии и медико-биологические. Они сейчас находятся на очень высоком уровне. И многие китайские ученые работают в лабораториях по всему миру на очень высоких позициях. Крупнейший в мире институт по изучению генома — Пекинский институт геномики. Сейчас он переехал в Шеньжень. Я являюсь членом наблюдательного совета этого института. В 2007 году, когда я там побывал впервые, в институте работало 400 сотрудников, сейчас там работает 7000 сотрудников. В планах расширить штат до 10 000 сотрудников.

Так вот благодаря тому, что китайские ученые поделились результатами секвенирования в открытых источниках, ученые со всего мира получили оперативную возможность работать над диагностикумами и вакцинами. Это происходит по следующему алгоритму: известную структуру вируса сравнивают со структурами других вирусов и находят отличия. SARS-Cov-2 сравнивали в первую очередь с его «братьями» SARS и MERS. Отличия и являются маркерами вируса. Существовали системы диагностики SARS и MERS, а теперь ученые разработали диагностикумы, которые реагируют именно на части генома SARS-Cov-2. Ученые выбирают несколько таких маркеров, создают праймеры — нуклеатидные последовательности, вводят их в соответствующую конструкцию, и на основе этого создается диагностикум, который позволяет высокоспецифично и високочувствительно, потому что этот метод и позволяет определять единственные копии РНК, единственные вирусные частицы.

Уже 19 января группа европейских ученых на основе информации китайских коллег расписала протокол, как нужно создавать диагностикумы. Поэтому в Институте НАН не работали с SARS-Cov-2, а работали с информацией о вирусе.

— Тест-системы НАН Украины заказала СНБО?

— Да. НАН работала над диагностикумом, о которых мы говорим, по заказу Секретариата СНБО.

— Какая сумма была выделена НАН Украины на выполнение этого заказа?

— Денег выделено не было. У секретариата СНБО денег нет. Вообще СНБО — это небольшой совещательный орган. И секретариат выполняет функцию обеспечения его работы. Финансирование, соответственно, выделяется на эти цели.

Я на общественных началах возглавляю группу биобезопасности при СНБО. И никакого отношения к бюджету Совета не имею. Но могу отметить, что когда формировался бюджет СНБО на 2020 год, никто и понятия не имел, с какой опасностью нам придется бороться.

— Вернемся к январю этого года. Ученые НАН Украины тогда уже начали работу над диагностикумами. И наверняка уже понимали, с какой опасностью встретился мир и что грозит украинцам. Почему не предупредили правительство? Ведь мы знаем, что тогдашний министр здравоохранения, министр экономики, да и сам глава КМУ уверяли украинцев, что эпидемия в Китае «ничем нам не грозит». Такая беспечность привела к тому, что мы встретили беду, фактически, не готовыми.

— Мы должны понять, что практически весь мир и страны Европы ориентировались на то, что вирус будет вести себя, как его «родные братья». То есть он возникнет, его каким-то образом в Китае затормозят, и он погибнет.

Однако он не погиб, а из Китая пошел по всему миру.

Китайцы продолжают предоставлять информацию о поведении этого вируса, о ходе заболевания. Они показали полные схемы распространения этого вируса за пределы Китая, что было очень интересно.

Таким образом вспышки, которые мы сейчас видим в ведущих странах Европы, имеющих лучшие системы медицины, например, Италии, Франции, Великобритании, Испании, на мой взгляд, есть потому, что они были не готовы. Ведь считали, что вирус в Европу не попадет, а если и попадет, то только в единичных случаях, и они смогут его локализовать, людей вылечить, и на этом все остановится. Однако так не произошло.

«МЕХАНИЗМЫ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ВИРУСА, ПРОГНОЗЫ ПОЛНОСТЬЮ ЗАВИСЯТ ОТ ЕГО ПОВЕДЕНИЯ»

— В украинских медиа встречается прогноз со ссылкой на данные НАН Украина, что COVID-19 могут заразиться 22,2 миллиона украинцев. Однако, готовясь к интервью, я не нашла ни одного документа от НАН, который бы содержал такие данные или даже другие — о перспективах развития COVID-19 в Украине. 11 марта вы возглавили рабочую группу при НАН Украины по проблемам (последствиям) распространения коронавируса SARS-CoV-2 в Украине, владеете информацией, поделитесь цифрами и прогнозами?

— Вы не могли найти этот документ, потому что его никогда не было. На совете НАНУ мы начали выяснять, что, возможно, кто-то сказал такой прогноз в устном интервью. Но никто об этом не говорил, даже в узких кругах ученых, не то что в интервью СМИ. Но эта информация появилась.

Возможно, она появилась еще потому, что в одном из интервью, которые еще проходили в феврале или в начале марта, меня спросили: «Как вы думаете, сколько людей заболеет в мире?» Я сказал, что существуют прогнозы одного британского колледжа и шотландского университета, которые провели конкретный анализ, расчеты и сообщили, что распространение этого вируса (еще до того, как возникла эта паника и распространение вируса в Европе) наверняка будет носить характер пандемии и охватит 60-70% населения мира. Я об этом сказал, потому что это известно. И это действительно так было.

Люди, которые это прочитали, «перенесли» это на население Украины. Так и появилось, очевидно, 22,2 миллиона украинцев. Однако тогда и даже сейчас еще нет никаких таких предпосылок. Никто в НАНУ об этом не говорил. Так что это — фейк.

— Кто сейчас работает над изучением динамики, течения, прогнозов масштаба катастрофы с COVID-19 в Украине? Есть цифры?

— Конечно, мы работаем, но мы в основном обрабатываем данные, которые существуют во всем мире.

Во-первых, в Украину, к счастью, вирус попал позже, чем в другие страны Европы, которые получили этот «подарок» от природы. И у нас не было собственных данных относительно вируса, распространения, заболеваемости, имею в виду национальных, основанных на наших случаях.

В мире сейчас очень интенсивно обрабатываются данные, но все-таки корректно ли на их основе делать выводы — не думаю. Китайцы написали (и мы придерживаемся такого мнения), что вирус мутирует очень быстро. А сейчас появились данные, которые это подтвердили, из США.

Понимаете, на этот вирус набросились сразу лучшие лаборатории в мире, которые сейчас работают над изучением молекулярной биологии вируса относительно его взаимодействия с клетками-мишенями. Это помогает предсказать, какие нужно создавать лекарства. Сейчас проводится массовый скрининг возможных лекарств и создание вакцины.

Вообще механизмы распространения вируса, прогнозы полностью зависят от его поведения. Если он снизит свою агрессивность, как было с его «родными братьями», то, конечно, и распространение его фактически исчезнет, а также исчезнет заболеваемость людей... А если он будет сохранять ту же агрессивность или увеличит ее — это будет вообще катастрофической угрозой превращения его с точки зрения патогенности во что-то особо опасное.

Теоретически этот вирус не относится к особо опасным. Почему? Потому что летальность его не такая высокая. Особо опасные вирусы — это когда летальность выше 50-60%, как у птичьего гриппа, Эболы или — почти 100%, как у чумы.

У этого вируса разная летальность. Она сейчас колеблется от 0,4 в Германии — до 9,56 в Италии. Вы представляете, какой диапазон? 23-24 раза. А почему это так? Это страны, которые находятся почти рядом, почти на одинаковом уровне развития экономики, медицины и всего прочего.

Здесь есть разные причины. Прежде всего — это немецкий порядок и дисциплина. Если у немцев законы карантина, то все выполняют их тщательно, согласно существующим рекомендациям. Многое будет зависеть не только от поведения этого вируса, но и от нашей реакции. Германия проводит более широкую диагностику. Это напоминает то, что было в Южной Корее. Ведь они провели массовый скрининг людей, у которых появлялись хоть какие-то малейшие подозрения на заболевание. И это позволило им провести отслеживание всех тех людей, которые могли бы быть носителями вируса, и поэтому распространение в стране было гораздо меньше.

«ВЕЗДЕ ДОЛЖЕН РАБОТАТЬ ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ»

— Я правильно понимаю, что чем раньше диагностируют инфицирование, тем больше шансов вылечить человека?

— Абсолютно.  Сейчас рекомендация ВОЗ — диагностируйте, диагностируйте, диагностируйте.

— Действительно ли действие высоких температур на вирус является для него летальным? И можно ли надеяться, когда поднимется температура за окном (наступит лето), мы попрощаемся с вирусом?

— Боится ли вирус высокой температуры? Да, конечно, боится, как все вирусы и бактерии. Исключение — бактерии, которые живут при очень высоких температурах.  Однако SARS-CoV-2 боится тех температур, которые недостижимы для нас в быту.

Конечно, когда вода кипит, то вирус там не выдерживает. Когда говорят о том, что нужно принимать горячие ванны, души или пить горячие напитки, то это не поможет. Как и не поможет лето. Например, эбола была распространена в Африке, хотя там очень тепло.

Единственное, на что можно надеяться, — это на ультрафиолет, интенсивность которого летом больше.

Недавно были опубликованы данные, что, возможно, потепление приведет к определенному улучшению пандемической ситуации. Но надеяться на это существенно не приходится.

— Повязки: носить или нет? В интернете гуляют картинки, в которых показано, что вирус значительно меньше, чем дырки в плетении материала, из которого сделана обычная повязка?

— Здесь должно быть полное понимание ситуации с повязками. Везде должен работать здравый смысл. ВОЗ и Центр по контролю и профилактике заболеваний США — это наиболее мощные и специализированные организации — не рекомендовали, а точнее, говорили, что не нужно носить повязки людям, у которых нет признаков заболеваний. Однако обязательно надо носить повязки тем людям, у которых начинаются такие признаки, а также людям, которые контактируют с больными или же с большим количеством человек, например, если вы идете в магазин или аптеку.

Если вы попадаете в общественный транспорт, то находитесь с другими пассажирами на расстоянии, которое значительно меньше рекомендуемого, поэтому здесь тоже нужны повязки.

Но важно еще правильно надеть повязку и снять ее. ВОЗ дали четкие рекомендации о том, как с ними нужно работать, как их нужно надевать, снимать, выбрасывать, чтобы если на них есть вирус, он никоим образом не привел к заражению.

Обычные марлевые повязки, которые люди могут сделать сами себе, не являются препятствием для прохождения сквозь них вируса. Однако когда вы надеваете повязку, то это большое предостережение, что вы своими руками не будете касаться лица. Кроме того, для инфицированного, когда он кашляет или чихает, повязка становится преградой для распространения микрокапель, в которых могут быть частицы вируса инфицированного человека. То есть, если нет других повязок и вы заботитесь о людях, я бы все же советовал использовать марлевые повязки.

Например, мы с женой живем вдвоем и не носим повязок дома. Если бы кто-то из нас был инфицирован (очень надеюсь, что нет), то мы были бы обязаны носить их оба: тот, кто инфицирован, и тот, кто заботится о другом человеке.

Особые меры безопасности должны быть у медицинских работников.

«ЗНАНИЯ НАШЕЙ НАУКИ ПОКА НЕ ПОЗВОЛЯЮТ НАМ СОЗДАВАТЬ НОВЫЕ ВАКЦИНЫ»

— Сколько времени нас будет «штормить» этим вирусом? Политики — в частности президент Франции — уже заявили, что нужно готовиться к «долгой борьбе» и что вакцины в этом году не будет. Что об этом говорят ученые?

— Я с высоким уважением отношусь к вашей газете. Более того, вы достаточно большое внимание уделяете науке и образованию, что крайне важно. Я думаю, что вы создаете общественное мнение о важности науки и важности ее поддержания.

Я бы обратил внимание на то, что являемся свидетелями просто беспрецедентного огромного успеха биологических наук, которые создают основу для современной медицины. В нашей стране, в частности медико-биологическим наукам, уделяется фантастически мало внимания. И это еще очень хорошо, что мы смогли сделать диагностику. Это еще очень хорошо, что у нас есть ученые, которые понимают, что происходит в мире. Если у нас и дальше будет недостаточно внимания к науке, то скоро мы даже не будем создавать новые знания, мы просто не будем выступать экспертами и не будем понимать современную науку, которая существует в других странах, и использовать достижения мировой науки. Мне бы очень не хотелось, чтобы так было.

Я бы очень хотел, чтобы наше правительство и руководство нашей страны прислушались к ученым, чтобы они создали такие специальные советы. Вот создан Координационный совет по противодействию распространения коронавируса COVID-19 при СНБО, но в него вошли министры или руководители других ведомств, которые являются представителями исполнительной власти. Однако их решения не могут быть правильными, если они не будут пользоваться мнением экспертов. Поэтому около них должен быть специальный экспертный совет.  И руководство страны должно слушать, что советуют им ученые.

Как вот в Великобритании: сначала премьер-министру Борису Джонсону советовали, что не надо вводить жесткие нормы карантина. Почему? Чтобы уменьшить напряжение, а также для создания коллективного иммунитета. Однако впоследствии колледж Бейллиол пересмотрел свои прогнозы, и в Великобритании также были введены очень жесткие нормы

У нас очень талантливые люди, очень способная молодежь. Мы с ней работаем, мы ее воспитываем. Они защищают кандидатские диссертации, а затем, учитывая престиж науки, зарплаты и обеспечение в Украине, вместо того, чтобы реализовать себя в науке, молодежь начинает искать другие пути. Лучший для них путь, как они считают, это возможность ехать за границу и работать в лучших лабораториях, у кого не получается — идут в бизнес, где они смогут заработать деньги. Знания нашей науки пока не позволяют нам создавать новые вакцины.

Будем откровенны, мы создаем лекарственные препараты или диагностики, как правило, когда занимаемся фундаментальной наукой и видим, что из результатов наших исследований можно сделать лекарство из того, что ты нашел. Это — так сказать «побочное открытие». То, о чем вы спрашиваете, — это работать по заданию. Вот возникла такая проблема, как коронавирус, — и лучшие лаборатории мира покинули тематику, которой они занимались, и перешли на то, о чем мы говорим.

В журнале «Science» появилась статья, которая как раз посвящена вакцинам, о которых вы спрашиваете, — «Не пришло ли время создать «Манхэттенский проект» для COVID-19?». («Манхэттенский проект» — кодовое название программы по разработке ядерного оружия в Соединенных Штатах Америки, осуществление которой началось в сентябре 1942 года. В проекте принимали участие ученые из Соединенных Штатов Америки, Великобритании, Германии и Канады, — ред.). Автор проводит аналогии, когда чтобы создать атомную бомбу, для сдерживания нацистской Германии собрались лучшие ученые — физики-теоретики, физики-экспериментаторы, химики и многие другие из разных стран мира. И объединение лучших ученых разных стран привело к тому, что был реализован «Манхэттенский проект».

Автор статьи пишет, что сейчас разрабатывается 44 образца вакцины, и предлагает объединить усилия ученых, как было при разработке атомной бомбы, чтобы создать ее как можно быстрее, и как можно более эффективную и более безопасную.

Почему это важно? Потому что разные компании имеют разные подходы. Первой может появиться, например, та вакцина, которую сделали наиболее небрежно или она наименее эффективна, или наиболее вредна и токсична. А она может появиться первой и быть коммерциализирована первой. Зато лучшая вакцина может появиться через месяц, но человечество уже будет пользоваться той, что пошла первой.

Поэтому стоит объединить все наши знания, проводить исследования не последовательно друг за другом, а параллельно, чтобы сделать вакцину как можно быстрее и лучше.

Это мудрый подход, ответственный. Однако с точки зрения бизнеса и коммерциализации он не привлекателен. Крупные фармацевтические компании работают с лучшими лабораториями, чтобы как можно скорее сделать такую вакцину и хорошо заработать на ней. И SARS-CoV-2 может заставить их объединить усилия.

— 15 апреля должны были состояться выборы нового президента НАНУ. Вы среди претендентов на должность. Как сейчас проходит «агитационная кампания» во время карантина. И вообще будут ли выборы в запланированное время?

— 12 февраля было постановление Президиума НАНУ о том, что 15 апреля должны быть выборы нового президента. С 13 по 17 апреля должно было быть общее собрание академии и общее собрание отделений академии. 14 апреля должен был состояться отчет президента и президиума на общем собрании, 15 апреля — выборы президента, а 16 апреля — членов президиума и вице-президентов.

Срок подачи документов на возможность претендования на должность президента НАНУ закончился 12 марта включительно. Как потом стало известно, подали 5 кандидатов. Среди них — академики НАН Украины Владислав Гончарук, Богдан Данилишин, Анатолий Загородний, Сергей Комисаренко, Владимир Семиноженко. Борис Патон свою кандидатуру не выдвигал.

Однако 25 марта состоялось дистанционное заседание Президиума НАНУ, чтобы все-таки не собираться, как того требует карантин. А также было принято решение отсрочить проведение общего собрания НАНУ на неизвестный срок (после окончания карантина).

«Я БЫ ОЧЕНЬ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ НАШЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО И РУКОВОДСТВО НАШЕЙ СТРАНЫ ПРИСЛУШАЛИСЬ К УЧЕНЫМ»

— Вы говорили о низких зарплатах ученых и о критическом недофинансировании НАНУ. Какой бюджет вашего института? Какой уровень заработных плат?

— Сейчас заработная плата поднимается. Однако скоро будет происходить пересмотр бюджета нашей страны, учитывая важность создания резервного фонда для борьбы с коронавирусом. Я очень надеюсь, что он не коснется бюджета НАНУ. Однако у парламента есть свои планы, мысли, приоритет, политика. Большое количество парламента в бизнесе, и они заботятся о нем...

В НАНУ есть такие градации сотрудников — это ведущие инженеры, которые относятся к научным сотрудникам: младший научный сотрудник, просто научный сотрудник, старший научный сотрудник, ведущий научный сотрудник и главный научный сотрудник.

Зарплата научного сотрудника, кандидата наук, старшего научного сотрудника сейчас на уровне 7-8 тысяч гривен с учетом того, что он кандидат наук и имеет стаж работы.

Вы понимаете, что наука всегда была крайне селективной. В каком смысле? Лучшие ученики в школах, лучшие студенты, которые заканчивали высшие учебные заведения с отличием, старались попасть в аспирантуру, заниматься наукой, делали свои кандидатские диссертации вне аспирантуры... Это была селекция лучших среди лучших. Потом они старались сделать докторские диссертации, и опять же — докторами наук становились люди, которые были ведущими учеными.

Доктора наук затем конкурировали для того, чтобы быть избранными членами-корреспондентами академии наук, а в академики все же попадали люди, которые были очень известными учеными, они фактически были лидерами в определенной области науки. Они создавали школы ученых, которые, в конце концов, развивали определенные участки науки. За это академики и члены-корреспонденты имели и сейчас имеют то, что мы называем доплаты за научное звание члена академии или же академическая стипендия. В России такая стипендия составляет 100 тысяч рублей — это примерно 1,5 тысячи долларов. А у нас академическая стипендия — это 5200 тысяч гривен. И еще говорят, что эти стипендии надо снять. Возможно, их можно было бы снять, но я не думаю, что это спасет бюджет страны.

Кроме недостаточного финансирования, у нас есть еще одна боль — отсутствие среднего поколения. Фактически, за эти годы мы лишились среднего поколения — то, которое наиболее плодотворно в науке, те, которые потом должны были становиться членами академии. Теперь им должно быть 40-50 лет, а раньше они уезжали из нашей страны или бросили науку, когда им было 30-35 лет.

Сейчас в Украине молодые ученые занимаются наукой под руководством людей весьма преклонного возраста. Я стараюсь удерживать — конечно, умных и опытных — пенсионеров. Почему? Потому что сейчас они работают с талантливой молодежью. Именно они сейчас готовят и работают с аспирантами. Конечно, есть и среднее поколение, но их очень-очень мало.

В нашем институте мы имеем дополнительно еще 30% своих средств, которые нам поступают не от государства. Мы стараемся их зарабатывать, но не можем их использовать так, как мы этого хотели. Что имеется в виду? Эти внебюджетные средства попадают все равно в бюджет института и все равно полностью контролируются казначейством.

Мы их используем для того, чтобы доплачивать молодым ученым. Практически все молодые ученые в моем институте получают полтора оклада, а также я предоставляю им премии, чтобы хоть как-то их задержать в институте. Кроме того, мы эти средства тратим на реактивы и хотя бы на какое-то небольшое оборудование, потому что 15 лет мы не получаем денег на оборудование. А как может работать экспериментальный институт без оборудования?!

30% дополнительных средств — это роялти от наших достижений, в частности от создания лекарств или диагностики, которые продаются. Например, у нас есть такой препарат Медихронал, который выпускается несколько лет фармобъединением «Дарница». Раньше это приносило нам около миллиона гривен, что было весьма существенной суммой, когда гривня почти равнялась доллару. А сейчас мы получаем 1,5 млн грн, что значительно меньше в пересчете на доллары. Далее после изменения курса гривни и доллара бюджет академии изменился очень существенно. Ведь почти все реактивы и оборудование мы покупаем за рубежом, поскольку в Украине отсутствует промышленность по выпуску реактивов и научного оборудования.

Теперь бюджет НАНУ составляет почти 200 миллионов долларов. В Академии работает около 30 тысяч человек, 15 тысяч ученых, 170 научных учреждений! Для сравнения — это бюджет очень небольшого института в США.

Например, институт, который сейчас активно работает над преодолением коронавируса (руководитель Института аллергологии и инфекционных заболеваний США Энтони Фаучи, уполномоченный ученый Трампа), имеет бюджет свыше 20 миллиардов долларов. Правда, из этих миллиардов большую часть они выдают в виде грантов другим институтам. Кстати, Энтони Фаучи когда-то сказал такую фразу: «Я пытался оторвать от него (Трампа, — ред.) микрофон, но мне не удалось». То есть он пытался забрать микрофон у Трампа, чтобы тот не нес глупостей про коронавирус.

Я бы очень хотел, чтобы наше правительство и руководство нашей страны прислушались к ученым, чтобы они создали такие специальные советы. Вот создан Координационный совет по противодействию распространения коронавируса COVID-19 при СНБО, но в него вошли министры или руководители других ведомств, которые являются представителями исполнительной власти. Однако их решения не могут быть правильными, если они не будут пользоваться мнением экспертов. Поэтому около них должен быть специальный экспертный совет.  И руководство страны должно слушать, что советуют им ученые.

Как вот в Великобритании: сначала премьер-министру Борису Джонсону советовали, что не надо вводить жесткие нормы карантина. Почему? Чтобы уменьшить напряжение, а также для создания коллективного иммунитета. Однако впоследствии колледж Бейллиол пересмотрел свои прогнозы, и в Великобритании также были введены очень жесткие нормы.

— Кто у нас уполномоченный ученый около Президента? Есть такой?

— Я такого не знаю.