Усталость от Украины сменяется аллергией

Ukraine fatigue (усталость от Украины) — это словосочетание начало звучать из уст украинских друзей и недругов, едва ли не в первые месяцы после Революции Достоинства. Мол, не оправдывает украинская власть возложенных на нее надежд, можно на нее и рукой махнуть. Несколько дней назад в Австрии и Словакии состоялись сразу три дискуссии, посвященные Украине. Один из самых уважаемых исследовательских центров мира Chatham House (Великобритания) организовал обсуждение своего аналитического документа об Украине в Дипломатической академии Вены, а также в рамках известного форума по безопасности GLOBSEC в Братиславе. Кроме того, в рамках словацкого мероприятия состоялось также большое публичное обсуждение вызовов Украины — при участии вице-премьер-министра Украины Иванны Климпуш-Цинцадзе, представителей Еврокомиссии, ОБСЕ, США. Количество дискуссий должно было бы свидетельствовать о том, что никакой усталости вроде бы нет. Впрочем, сами обсуждения (особенно неформальные) часто начинались и завершались словами о Ukraine fatigue. Да и причастные к организации братиславского форума признавались: панель об Украине было довольно трудно продавить в основную программу.

50 ОТТЕНКОВ УКРАИНСКОГО ПОПУЛИЗМА

Регулярные встречи украинского руководства с ведущими зарубежными политиками производят такое впечатление, что особых изменений в отношениях официального Киева с ЕС и США не произошло. Это должно было бы свидетельствовать о том, что тема усталости от Украины несколько преувеличена — особенно если учесть, что сотрудничество по некоторым направлениям в диалоге с Западом даже прогрессирует (как в случае с предоставлением оборонного оружия Штатами). Однако этому могут быть и объяснения: на Западе осознают важность поддержки Украинского государства, а потому вынуждены общаться с той властью, какая есть. Впрочем, это не значит, что терпение зарубежных друзей можно испытывать долго.

Давно не секрет, что на Западе (как в ЕС, так и в США) давно не знают, как достигать целей в коммуникации с украинской властью по принципиальным вопросам — особенно это заметно на фоне дискуссии об антикоррупционном суде и отмене электронных деклараций для антикоррупционных активистов. Трудно сказать, какими благими намериниями руководствуется в этих вопросах украинская власть, но из-за границы и, наверное, в самой Украине это выглядит не как отстаивание национальных интересов, а как защита персональных состояний.

Разочарование партнеров чрезвычайно ослабляют позиции  Украины — избирательный период, в который вошла Украина, делает государство еще более уязвимым из-за более интенсивного российского вмешательства (или из-за изменения динамики конфликта, из-за дискредитационных кампаний). Это и вынуждает Запад поддерживать диалог, ища пути более ювелирного, тонкого, временами непубличного давления на украинскую власть, которое может восприниматься как безусловная поддержка украинской власти.

Если ранее слова об «усталости от Украины» можно было легко отвергнуть: а от кого нет сегодня усталости — в ЕС устали и от Венгрии, и от Польши, и от миграционного кризиса. Это, наверное, обычная человеческая реакция — вряд ли можно долго с неизменным энтузиазмом  заниматься одним делом, иногда ежедневная работа над одним делом приводит к обратным последствиям: в России, например, пытались жить по принципу — проснулся и подумай, что сделал для Украины. К чему это привело — видим. Впрочем, в ЕС начали сейчас говорить не просто об усталости от Украины, а об аллергии на украинскую тему — и это приходилось слышать от человека, который принадлежит к однозначным сторонникам нашего государства; и этими словами собеседник хотел не столько оскорбить Украину, сколько предостеречь, чтобы украинцы были внимательнее и не настолько самонадеянными в диалоге с ЕС.

В целом можно говорить о нескольких основных трендах нынешнего восприятия Украины и вопросов вокруг нее — на полноту этот анализ не может претендовать: хотя изучение комментариев во время сразу трех мероприятий по Украине все же дает возможность «ухватить» основные идеи и тренды, которые имеют некоторые отличия, нюансовость по сравнению с предыдущими заявлениями западных партнеров Украины.

Во-первых, на Западе откровенно не знают, как дальше сотрудничать с украинской властью, чтобы это сотрудничество приносило плоды. В ЕС осознают серьезность институционной катастрофы в Украине, когда фактически все государственные учреждения, все ключевые политики страны имеют беспросветное недоверие (если не ненависть) украинцев. Риск прихода к власти популистов пугает сегодня зарубежных партнеров Украины едва ли не больше всего. Главное же предостережение касается того, что угроза популизма украинского пошиба, похоже, имеет определенное отличие от электоральной лжи, например, на Западе, где бренд популиста и ответственного политика навешивается достаточно просто, в рамках своеобразной бинарности — хороший/плохой: классический пример — Эммануэль Макрон против Мари Ле Пен.

В Украине будут соревноваться скорее всего не ответственный и популистский политик, а политики разного уровня популистичности: такие себе 50 оттенков популизма по-украински. Непредсказуемость всегда пугает, а непредсказуемость, которая может угрожать нестабильностью безопасности пугает особенно. В ЕС понимают, что от выбора украинцев зависит не только реформирование страны, но и перспективы решения или нерешения конфликта с Россией.

ОЛИГАРХИЧЕСКИЙ ПЛЮРАЛИЗМ VS НАСТОЯЩИЙ ПЛЮРАЛИЗМ

Второй момент: амнезия украинских политических элит относительно деолигархизации не распространяется на западные политические и аналитические круги. Провал борьбы с олигархами видится едва ли не как главная причина эрозии государственных институтов в Украине и разочарования рядовых украинцев. Главное же: олигархическая всесильность делает Украину слабой перед информационными спецоперациями: российское телевидение уже давно сместило фокус в своих репортажах об Украине — тема Донбасса или роста национализма, характерная для российского дискурса 2014 года, проигрывает теме коррумпированности украинских элит. Публичная дискуссии во время GLOBSEC в Братиславе, собственно, началась с комментария на эту тему: мол, Украина должна была бы перейти от «олигархического популизма к настоящему популизму». Недоверие к украинской власти можно заметить и в другой ремарке представителей евросоюзовского политикима: в столицах ЕС рассуждают над так сказать изменением подходов в поддержке Украины — делать акцент не на центральной, а на местной власти; таким образом осуществить своеобразную децентрализацию поддержки, поскольку местным политикам украинцы доверяют больше.

В-третьих, не стоит думать, что в ЕС или США не замечают реформаторских успехов — замечают, отмечают, хвалят. Возникали даже ситуации, когда некоторые украинские участники мероприятий в Вене и Братиславе брали слово, пытаясь опровергнуть похвалы еэсовцев: мол, с децентрализацией в Украине не все в порядке, и новая система государственных закупок дает сбой.  При любых условиях на Западе поражены масштабом изменений в стране, которая, к тому же, должна удерживать не только внутренний трансформационный фронт, но и восточный фронт — против российской агрессии. В то же время существует понимание, что нынешнего прогресса страны не достаточно — не достаточно прежде всего для прихода зарубежных инвестиций. Во время дискуссии в Австрии на этом вопросе особенно акцентировали внимание — мол, в Украине не все в порядке с управлением, а потому инвесторы и не идут.

Четвертое наблюдение — Россия имеет достаточно большие победы в завоевании умов и сердец граждан стран Центральной Европы. Опрос, представленный во время братиславского форума, наверное, стал едва ли не самой большой новостью — и для Украины очень неприятной. Проблема заключается даже не в том, что опрошенные этих стран относятся с большим пониманием к политике Путина, а не Порошенко, вызовы носят более системный характер. У каждой страны Центральной Европы (а именно Вышеградской четверки) есть своя история советской (российской) интервенции — чехи и словаки должны хорошо помнить 1968 год, венгры 1956 год, поляки 1939 год, а также прессинг, под которым оказались сторонники «Солидарности» в 1980-х годах. Между тем, что мы видим сегодня? 41% словаков признается, что им лучше жилось до 1989 года. Ностальгией по прошлому страдает и каждый третий венгр. Об определенном исторически-политическом иммунитете можно говорить лишь в случае с поляками и чехами, где соответственно всего 16% и 22% имеют теплые чувства к жизни в соцлагере (хотя и это, согласитесь, немало). Печальнее всего, что более половины молодых венгров (53%) вообще оказались неспособными дать оценку довольно недавней истории, о которой можно узнать даже из разговоров с родителями. Похожую тенденцию показало и исследование, осуществленное Центром «Новая Европа» в прошлом году: чем младше украинцы, тем сложнее им давать оценки советскому прошлому. Так, в возрастной категории 14—17 лет почти половина (46%) опрошенных не смогли дать оценку распаду Советского Союза. В целом среди молодежи от 14 до 29 лет этот показатель составляет 34%. Очевидно, это не просто проявление безразличия, а результат неподобающего исторического образования прежде всего в средней школе.

Пятое и, возможно, едва ли не главное наблюдение для Украины: на Западе есть осознание того, что для достижения украинского чуда и в плане урегулирования конфликта, и в плане реформ понадобится время и выдержка, терпение (strategic patience). Об этом говорили представители ЕС, об этом говорил и представитель США Курт Волкер, комментируя противодействие российской агрессии. В этом смысле чувствуется также определенное смещение парадигмы (возможно, временное) — усилия Запада направляются на «длительную игру»: в быстрое разрешение конфликта с Россией уже, кажется, немногие верят. Поэтому Штаты своими действиями пытаются доказать невыгодность войны для Россия (как выразился Волкер: «Nothing to be gained»). Представитель США настроен в этом плане оптимистично: у Запада больше соответствующего ресурса — и армии сильнее, и экономики несравненно мощнее. Но насколько западным странам хватит единства? Не подвергнет ли это единство риску немецкая решительность воплотить проект «Северный поток-2»? Не вызовет ли коррозию целостности западной позиции пророссийский популизм? Многие участники последних мероприятий выражали по этому поводу оптимизм. Но были и те, кто сомневался.