Об особенностях мандата UNOPS

За 27 летнюю карьеру в ООНовских структурах Виталий Ваншельбойм стал первым украинцем, который занял пост помощника Генерального секретаря ООН и заместителя исполнительного директора агентства ООН-UNOPS. А попал он в эту сферу случайно, увидев в 1992 году объявление в газете о том, что в новый офис ООН в Киеве набирают сотрудников. И в результате конкурса из 400 человек Виталий Ваншельбойм оказался одним из двоих украинцев, которых в ноябре 1992 года выбрали на эту работу, в частности на должность советника по экономическим вопросам. Плюсом, по его словам, стало то, что он мог изъясняться на трех языках: английском, французком и испанском.

За четыре года работы г-н Ваншельбойм имел три повышения по службе и последний год занимал должность заместителя главы миссии ООН в Украине.

А в 1997 году, оставаясь сотрудником ООН, он взял контракт в ОБСЕ, где проработал четыре года в Боснии на должности заместителя директора по ресурсам.

«МЫ НАЧАЛИ АВТОМАТИЗИРОВАТЬ ВСЕ ООНОВСКИЕ ПРОЦЕССЫ И В РЕЗУЛЬТАТЕ СМОГЛИ УМЕНЬШИТЬ ЧИСЛЕННОСТЬ ПЕРСОНАЛА И ЗАТРАТЫ НА 30%»

В 2001 году г-н Ваншельбойм вернулся в ООНовскую систему — ПРООН, возглавив созданный в Копенгагене новый центр, который занимался человеческими рессурсами и сервисными центрами по всему миру. 

«Мы сделали систему подбора персонала, молодых перспективных  сотрудников с целью самых лучших из них взять на работу в ООНовские структуры. Кроме того, мы начали автоматизировать все ООНовские процессы и в результате смогли уменьшить численность персонала и затраты на 30%», — объяснил он.

После Копенгагена г-на Ваншельбойма взяли на очередное повышение в Нью-Йорк в ПРООН на должность директора по администрации и безопасности.

«Тогда летом 2003 года Аль-Каида осуществила первый теракт, взорвав  ООНовское здание в Багдаде, и поэтому, объяснил он, возникли серйозные вопросы по безопасности сотрудников ООН по всему миру. Тогда погибло более 20 человек, в том числе мой очень хороший друг датчанин после этого взрыва стал инвалидом. Одним из направлением моей деятельности стало обеспечение безопасности, уменьшение угрозы плюс администрация — все что связано с ресурсами и расходами — частично похоже на то, что я делал раньше, но только намного в больших объемах».

«УЧИТЫВАЯ МОЙ ПРЕДЫДУЩИЙ ОПЫТ В ДРУГИХ СТРУКТУРАХ, МЕНЯ БРОСИЛИ НА ЭТО НАПРАВЛЕНИЕ, ЧТОБЫ ПОПЫТАТЬСЯ СПАСТИ ОРГАНИЗАЦИЮ, КОТОРАЯ ЗАНИМАЛАСЬ ПРОЕКТНЫМ МЕНДЖМЕНТОМ»

В 2006 году г-н Ваншельбойм перешел в другую ООНовскую структуру UNOPS — созданную в 1995 году, которая была в тяжелейшей финансовой ситуации. «Учитывая мой предыдущий опыт в других структурах, объяснил он, меня бросили на это направление, чтобы попытаться спасти организацию, которая занималась проектным менджментом. В принципе на этот момент она должна была закрываться, поскольку стала нерентабельной. Ей оставалось максимум три месяца жизни. Это была единственная в ООНовской системе организация, которая действовала на принципе самоокупаемости».

По его словам, примерно за два года организацию удалось спасти, сначала вывести на ноль, потом вернуть большие долги и после 2007 года UNOPS получает большие прибыли, что помогло ей создать большие финансовые резервы.

«Вместо того, продолжил он, чтобы деньги просто хранить в банке и зарабатывать какие-то проценты, мы решили немножко поменять наш метод работы. И в дополнении к трем так называемым мандатным секторам, которые нам дала ГА ООН: проектный менеджмент, крупномасштабные закупки и инфраструктура и строительство, мы еще добавили инвестиционный.

— И как все это работает с инвестициями?

— Мы можем брать большие проекты на миллиарды — десятки миллиардов долларов. Мы находим организации, которые готовы осуществлять такое финансирование, и становимся буфером между правительством и частным сектором в разных странах.

Мы приводим очень серьезные инвестиции и потом занимаемся частично сами имплементацией этих проектов. Дело в том, что нам доверяет как частный сектор, так и государство и плюс к тому жители этих стран. Наш мандат всем очень нравится, он не политический, мы не приходим, к примеру, в Бангладеш и говорим: вам надо сделать первое, второе, третье. Мы знаем, чего они хотят и мы помогаем претворить в жизнь просто то, что им просто необходимо.

Мы можем работать с кем угодно, в том числе и с очень неприятными по большей части партнерами. Мы работаем в Афганистане, Ираке, Сирии, Сомали и выживаем, несмотря на то, что работаем в регионах, которые покрыты полностью Талибаном, ХАМАС, Хизбалла. Нас все не любят, но терпят, поскольку их жители не дадут им нас выбросить.

— А где ваша организация UNOPS берет деньги?

— Деньги мы берем из проектов, на которые выделяют страны, где мы работаем. Это наиболее характерно для стран Латинской Америки, где государства осуществляют финансирование. В других странах мы работаем с донорами: USAID, JAICA и многие другие или с всевозможными банками. И новое направление по инвестициям — это частный сектор, который дает деньги.

«ОБЫЧНО НАС ПРОСЯТ ПОМОЧЬ С ТАКИМИ ПРОЕКТАМИ, КОТОРЫЕ ПО ТОЙ ИЛИ ИНОЙ ПРИЧИНЕ НИКТО НЕ МОЖЕТ РЕАЛИЗОВАТЬ»

— А теперь расскажите, какие задачи ставит UNOPS в Украине?

— Цели и задачи у нас состоят в том, чтобы работать очень тесно с правительством, которое ставит цели в рамках ООНовской стратегии.

Обычно нас просят помочь с такими проектами, которые по той или иной причине никто не может реализовать.

Изначально вопрос стоял о том, чтобы мы помогли на Востоке Украины. Мы готовы были это делать, но скажем так, политической воли на тот момент  не было. Речь идет о 2016— начале 2017 года. Сейчас эти вопросы пересматриваются. Если будет интерес, чтобы мы помогли, а мы много чего можем делать, опять же потому, что мы не политический актер, который двум сторонам конфликта говорит чем им надо заниматься. Обе стороны нам доверяют, поскольку они знают, что мы придем, построим и уйдем.

Это один из наших сильных моментов, которые очень тяжело повторить. Мы можем строить что угодно, можем делать закупки, чем мы занимались последние пару лет. И мы можем делать очень сложные и чувствительные проекты.  

— А после смены власти в Украине, что-то намечается, есть интерес с ее стороны?

— Мы только начинаем разговаривать. Как вы понимаете, последние несколько месяцев не с кем было еще говорить. И вопрос о назначениях только поставлен на повестку дня. И плюс парламентские выборы прошли буквально пару недель назад. Мы конечно уже открыты к переговорам, но реально, думаю,  это начнеться только с сентября. Если правительство сочтет нужным, пожелает говорить, то мы готовы.

«НАШ САМЫЙ БОЛЬШОЙ ПРОЕКТ «ПРАВО-ПОЛИЦИЯ», НА РЕАЛИЗАЦИЮ КОТОРОГО ЕС ВЫДЕЛИЛ 36 МЛН. ЕВРО, СВЯЗАН С ПОДДЕРЖКОЙ РЕФОРМ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ»

— А можете назвать проекты, которые вам удалось реализовать в Украине?

— Наш самый большой проект «Право-Полиция», на реализацию которого Европейский Союз выделил 36 млн евро, связан с поддержкой реформ правоохранительных органов. Здесь речь идет о нескольких моментах. Разработке и внедрении систем профессионального обучения персонала, передаче высоких технологий и международного опыта, закупке современного оборудования, в том числе сложных информационных систем, специализированного транспорта и лабораторий, помощь во внедрении новых  подходов и методов работы правоохранителей в соответствии  с самыми высокими международными стандартами.

На начальном этапе мы, благодаря финансированию ЕС, осуществили ремонт отделений  полиции в трех регионах страны, закупили автомобили и защитное обмундирование для полиции.

Поскольку организация имеет огромный опыт и долгосрочные контракты с ведущими производителями, мы можем купить полицейские машины очень хорошего качества за очень пристойные деньги.  Но полиция сама определяет свои потребности и технические требования. 

В частности, мы показали украинским правоохранителям опыт полиции Швеции. В этой стране между полицией и населением вытроены очень хорошие взаимоотношения.

— А не было предложений сделать полицейские участки стеклянными — прозрачными, как это сделано в Грузии?

— Буквально на днях к нам обратились с просьбой сделать новые общественные приемные. Будут ли он стеклянные, я не знаю, (смеется)

«ЗА СЪЕКОНОМЛЕНЫЕ ДЕНЬГИ МЫ КУПИЛИ БОЛЬШЕ ЭТИХ «ПАКЕТОВ ДЛЯ ДЕТЕЙ», ЧЕМ ПРЕДПОЛАГАЛОСЬ»

— А как вам удалось выйти в Украине на проект «пакеты для детей»?

— Да, у нас был несколько необычный проект, поскольку мы таким нигде не занимаемся. Но учитывая, что у нас есть очень большой опыт работы в закупках, то мы знаем, как организовать тендеры, как привести больше потенциальных партнеров, которые занимаются закупками. Вместе с тем наша задача — организовать тендеры и помочь с дистрибютерской сетью. То есть наша главная задача, сделать это так, чтобы больше фирм учувствовали в  тендере  и чтобы мы максимизировали соотношение цена-качество. Кстати, украинская фирма выиграла этот тендер.

Больше года назад нас попросил офис премьер-министра, которому нужно было реализовать проект в очень сжатые сроки. И в его офисе пришли к выводу, что никто кроме нас такой тендер не сможет организовать при таких условиях. И причем не просто его организовать и поставить галочку, все должно делаться по международным правилам и в соблюдении всех принципов, чтобы никто потом не сказал, что у вас есть какая-то любимая фирма и через нее все можна провести. Нам в этом плане доверяют, поскольку, мы полностью прозрачны и у нас таких интересов нет.

Насколько я знаю, нам удалось цены прилично уменьшить за прошлый год. За съекономленые деньги мы купили больше этих «пакетов для детей», чем предполагалось.

«МЫ НЕ ПРОСТО ПРИНОСИМ НОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ, КОТОРЫЕ ПОМОГАЮТ УДЕШЕВИТЬ И УСКОРИТЬ СТРОИТЕЛЬСТВО И УЛУЧШИТЬ КАЧЕСТВО, НО И МЫ ЕЩЕ СОЗДАЕМ ИПОТЕЧНУЮ СИСТЕМУ»

— А еще какие идеи у вас есть, чтобы осуществить тут, в Украине?

— Что было бы очень интересно, но я не знаю, насколько это реально, хотелось бы рассмотреть привлечение инвестиций. Чтобы Украина сделала резкий прыжок, рывок, от того, где она находится сейчас и приблизиться к таким странам, как, скажем, Польша, которая 25 лет назад примерно была на том же уровне развития, но для этого нужны очень серьезные средства. И эти средства реально только могут придти из частного сектора. Но в Украины сейчас кредитный рейтинг ниже инвестиционного. Большинство частных фирм, готовых большие деньги вкладывать в инфраструктуру, сюда не придут, потому что боятся этих рисков.

Но если мы в этом участвуем, то в принципе эти риски значительно уменьшаются. Так сложилось, что в ряде стран, а мы начали с Африки, сейчас перешли в крупные страны Юго-Восточной Азии, в Индию, Пакистан и другие, где мы подписали очень крупные проекты по строительству жилья для населения. У нас есть доступ к очень прогрессивным самым лучшим в мире технологиям на сегодняшний день, которые позволяют на 30—50% ускорить строительство и настолько же уменьшить стоимость.

Суть в том, что мы не просим, чтобы правительство дало нам деньги и мы на эти деньги что-то построили, поскольку по понятным причинам есть много ограничений в плане того, как госбюджет может использоваться в Украине. Все что нам нужно для строительства — это земля. Наши договоры с Индией и Пакистаном и прочими состоят в следущщем  — они нам дають землю, мы приводим финансирование, строим и потом продаем напрямую людям, которым эти квартиры или дома нужны. И мы это делаем так, что 80—90% населения в состоянии эти квартиры купить. Мы не просто приносим новые технологии, которые помогают удешевить и ускорить строительство и улучшить качество, но и мы еще создаем ипотечную систему. Мы даем кредиты через банки, с которыми у нас есть договоры не на три-пять лет, а на 15—30 лет. Люди платять 100—150 долларов в месяц и становяться собственниками квартир. То о чем они даже мечтать не могли.

В Пакистане на прошлом неделе мы подписали договор на 25 млрд. долларов на 500 тыс. квартир примерно для 3 млн. людей. И под наш договор  президент и парламент поменяли законодательство за две недели, чтобы это можно было делать. Есть большой интерес государства решить жилищную проблему.

— А у нас обсуждается подобная идея?

— Нет, мы еще не обсуждали, потому что даже для нас это новая схема. Ибо большинство таких контрактов мы подписали за последние 6-9 месяцев. Сейчас у нас только по строительству контрактов подписано на 43 млрд. долларов в пяти-шести странах.

Второе направление для нас очень важное — это возобновляемая энергетика: солнечная, ветряная и гидро.Там не такие большие суммы, но все-же приличные. И если один объект, то контракт обычно начинается со 100 млн. долларов и выше.

У нас есть наработки в этих вопросах, а также доступ к серьезным финансовым ресурсам.

«МЫ ОЧЕНЬ ТЕСНО РАБОТАЕМ С МИССИЯМИ ПО ПОДДЕРЖАНИЮ МИРА, И... 85% ПРОЕКТОВ ПО ВСЕМУ МИРУ ПО РАЗМИНИРОВАНИЮ ДЕЛАЕТСЯ НАМИ»

— Вы очевидно, слышали призыв президента Зеленского к зарубежным инвесторам принять участие в конференции в сентябре в Мариуполе. Вы собираетесь туда?

— Я, наверное, нет, но вполне допускаю, что кто-то отсюда поедет. И я на 100% уверен, что ООНовская система будет там представлена. Если нас захотят там видеть, то конечно поеду.

Мы очень выборочно подходим к конференциям, мы много видели, там много говорят, но в последствии все об этом забывают.

Кстати, мы очень тесно работаем с миссиями по поддержанию мира, и один из вопросов, который у нас очень хорошо проработан за последние 20 лет  — это разминирование. 85% проектов по всему миру по разминированию делается нами.

— Как вы знаете, в Украине это большая проблема — гуманитарное разминирование, готово ли ваше агентство подключиться к ее решению?

— Если будет политическая воля, то мы готовы. Сам вопрос разминирования здесь очень прост. Мы это делаем в Афганистане,  Судане, во всех горячих точках. У нас все отработано и мы точно знаем, сколько нужно машин, сколько нужно людей, сколько нужно собак, которые эти мины найдут. Оборудование закупить и завести легко. Нужно политическое решение.

— А что именно нужно следать со стороны правительства для этого?

— Если правительство это захочет, они должны передать такое предложение в Нью-Йорк — в ООНовскую систему. Если там не будет никаких серьезных замечаний, мы просто начнем проект. На него найдутся деньги у стран-доноров.

— Вы говорите, что UNOPS много делает, а сколько людей в этой организации и в частности в украинском представительстве?

— В Копенгагене, где наша штаб-квартира, работает примерно 400 человек. По всему миру в 82—85 странах — примерно 11,5 тыс. У нас офисы очень разного размера. От трех человек до шестисот.

А проекты мы реализуем в 135 странах. Из одного офиса мы можем реализовать проекты в трьех и более соседних странах. В Украине в структуре UNOPS работает 50—60 сотрудников.

«УКРАИНА В ТЕЧЕНИЕ МНОГИХ ЛЕТ ДОВОЛЬНО НЕПЛОХО ИСПОЛЬЗОВАЛА ООНОВСКУЮ ТРИБУНУ»

— Насколько важной с точки зрения простого украинца участие Украины в структурах ООН? Другими словами, что это дает нашей стране и простым людям?

— Тут есть несколько моментов. Во-первых, ООНовская система — это очень важный политический инструмент.

Если у Украины есть разногласия с другими странами, для того чтобы их эффективно решить, несмостря на все существующие недостатки ООНовской системы, другого механизма нет. Все это выносится на Совет Безопасности ООН, там осуждается. Там есть пять постоянных членов, десять временных. Это очень важный механизм, несмотря на все недостатки ООНовской системы. Без этого было бы намного сложнее. Просто не с кем было бы говорить и нужно было бы говорить с отдельными странами. США, ЕС, Япония, но форума такого просто не было бы, где бы эти вопросы можно было бы реально обсудить и где каждая страна по своему требованию может сделать заявление, поставить вопрос на повестку дня для рассмотрения. Это очень важный момент. Хотя ООНовская система всегда пытается занять нейтральную позицию, все таки в определенные моменты, когда нарушаются права человека или есть какой-то военный конфликт — это очень важно.

Можна найти союзников и с их помощью попытаться какие-то решения провести в жизнь. В принципе Украина в течение многих лет довольно неплохо использовала эту ООНовскую трибуну.

Но наша специфика как UNOPS состоит в том, что мы по своему мандату стоим вне политики, но мы можем помогать осуществлять проекты, в том числе и очень сложные, как я уже упоминал, в некоторых странах есть такие регионы, что кроме нас никто другой зайти туда не может.

Второй момент состоит в следующем. Мы работаем как частный сектор и с очень низкими накладными расходами. Если в какой-то момент в правительства возникнет интерес с теми же закупками для новорожденных. Когда мы открывали офис в начале 2016 года, никому голову не пришло, что через полтора года мы будем заниматься таким проектом.

У правительства возникла необходимость, они к нам пришли и предложили принять участие в этом проекте. Мы всегда готовы выслушать и если мы можем, то скажем: да. Бывают моменты, когда к нам обращаются, а мы отвечаем, это лучше не к нам.