Брутальная акварель

Чтобы получить максимально полное представление о Николаеве как месте и некой общности, я задал идентичные вопросы о городе двум его жителям, точнее, жителю и жительнице.

Вот как они охарактеризовали себя.

Евгений УМАНОВ, 1985 года рождения.

«Потомственный николаевец.

По профессии инженер-программист.

Творчеством занимаюсь всю жизнь: публиковался со стихами и прозой, выпустил книгу, выигрывал конкурсы, снимал фильмы, ставил музыкальный монотеатр, организовывал самые различные творческие вечера, создал «Гаражное ТелевиденЬе Николаева», получал всевозможные награды и обещания физической расправы. Имею гараж с видом на Ингул. В последнее время увлечен созданием фильмов и передач об истории Николаева в развлекательном формате».

Светлана ЧЕБАНОВА, 1980 года рождения.

«Родилась, живу и работаю в Николаеве. По образованию культуролог. По призванию проповедник. По факту художник, иллюстратор. Участник проекта «Slava Frolova-group». Автор серии популярных в Николаеве открыток «Миколаїв патріотичний». Идейный вдохновитель и популяризатор проектов #cards_mk и «Світла Майстерня». Волонтёр ветеранского центра «4.5.0.» Иногда обо мне говорят, что я ещё и поэт, но это не точно».

ДЕТСКОЕ

— Какое ваше первое воспоминание о городе?

Светлана Чебанова: Мраморные львы в каштановом сквере, кинотеатр «Хроника», фонтан на Набережной. И лето. За руку с отцом. А возле фонтана — кафе, где мороженое посыпали шоколадной стружкой или поливали смородиновым, почему-то, вареньем. Папа брал для меня двойную порцию, и я не могла с ней справиться. А ещё уличный кран водонапорный, с рычагом, на родной Слободке. В детстве я его называла «пеликан». И трамваи. Много трамваев. И сирень. Много сирени.

Евгений Уманов: Выгуливала меня моя бабушка Жанна по улице Авангардной в сторону Южного Буга, в сторону Нефтебазы. Были там у дороги полевые цветы, такие типичные для юга Украины, всякие жёлтые дикие собачки, красные маки, зеленые колоски и большая синяя Куриная Слепота, которую ни в коем разе нельзя было трогать руками.

— Есть ли у вас сейчас излюбленные места и маршруты в городе и почему именно они?

Евгений: От Садовой через Манганариевский сквер, через Адмиралтейство, через старую дорогу, по двум сторонам обрамленную стеной из желтого ракушника к Ингулу, к судостроительному заводу, к первой верфи, которая была создана за год до условного появления самого Николаева. Этой дорогой ходило несколько поколений моих предков, и она мало изменилась за прошедший век. Каким путем гулять в Николаеве и что смотреть, можно глянуть в моем фильме «День в Нико», который именно для этого я и делал.

Светлана: Я много времени провожу в пеших прогулках. Поэтому любимых маршрутов много, но большинство из них по центру. Там кое-что сохранилось из старой городской архитектуры. Есть во что всматриваться. Я люблю детали.  Но, каков бы ни был маршрут, как правило, он приведет к реке. Вода обнуляет. Переходишь мост, и как-то сразу группируешься весь, выдыхаешь сложное, в голове проясняется. У меня даже стих об этом есть: «Как перейдёшь мост — станешь неуязвим». Люблю наши берега. Люблю тихие ухоженные дворы на Адмиральской, газоны перед мэрией и Каботажку. Но Кабо — это отдельная большая любовь.

— Насколько сейчас изменился город, если сравнивать с теми ранними детскими  картинами?

Светлана: Осуетился. Осунулся. Отечность появилась у него и одышка, это из-за лишнего веса — наружная реклама невообразимых форм и в огромных количествах, уродливые МАФы, никак не вписывающиеся в существующую уже картину застройки... Увы. Николаев нездоров. Но это лечится. Я помню город детства просторным и чистым. И речь не о мусоре как таковом. А именно о передозировке зрительным шумом, архитектурной грязи, каких-то совершенно нелепых решениях пространства. А ещё транспорт. Его много и он везде.

Евгений: У меня не было детского представления обо всем городе. Полтора года назад заходил во двор, где жила бабушка, там ничего не изменилось особо. Те же шелковицы, на которых мы проводили всё лето. Та же открытая земля в центре двора, на которой мы играли в ножики. Те же гаражи, по которым мы бегали, играя в войнушки.

ВОДА

— Если посмотреть с более общего пространственного ракурса, то какова геометрия Николаева, его основные вертикали и горизонтали?

Евгений: Николаев — город ровный. Улицы прямые, параллельные и перпендикулярные. Всего несколько мест имеют схождение пяти улиц сразу. Главные транспортные артерии, прорезающие весь город, не дадут заблудиться приезжему. И куда ни ходи, выйдешь к воде.

Светлана: Николаев такой очень параллельный и перпендикулярный. Квадраты, прямоугольники. Центр приземистый, или даже, можно сказать втоптанный, присевший. Много жилья полуподвального. Одноэтажного. Спальные районы все типичные, советского образца. Девятиэтажки и пятиэтажки. Тут у нас специфический грунт, строить можно не выше шестнадцати этажей. Таких домов — раз-два и обчелся. Многое с оглядкой на реки и береговые линии. Вода диктует здесь. И это очень чувствуется во всём.

— У меня как ни разу не бывавшего у вас в гостях — представление о Николаеве как приморском городе, а культурная память сразу подсказывает, что у всех приморских городов есть особая аура — больше солнца, свободолюбия, определенной мечтательности. Я ошибаюсь?

Евгений: Ошибаетесь. Николаев не приморский. Область — да, но то такое море, шо больше лиман. Кто был на Кинбурне, тот Коблево морем не назовёт. Николаев — город судостроительный, его создавали как верфь и всё, что было не верфь, оставалось второстепенным. Для работы на верфи сюда свозили рекрутов, невольных крепостных людей. Николаев — это не Одесса, не порто-франко. Мы живём на полуостровах, которые создают две реки: Ингул и Южный Буг. Излишняя мечтательность и свободомыслие, как это не грустно, тут не в ходу.

Светлана: Мы, скорее — южный город. Это так. Гедонизм, неспешность, беспечность — всё это о нас. Николаев вообще по сути своей город мечтателей и адмиралов. Здесь любят откладывать на завтра, не поклоняются богам дедлайна, опаздывают на встречи и часто говорят «давай уже после выходных».

СОСЕДСТВО

— Если уже речь зашла о горожанах: то существует ли типичный николаевец/николаевчанка? Каковы их обычаи, страхи и радости?

Евгений: Мы любим лето, а зиму переживаем. У нас много красивых и очаровательных женщин. Мы всем недовольны и никому не доверяем. Мы влюблены в свой город, но не умеем его любить.

Светлана: Я не очень верю в обобщения. Но, таки да, есть у нас одна общегородская беда — очень плохо со вкусом. Причем это катастрофа таких масштабов, что бороться с ней бесполезно. Разве что возглавить и возвести в ранг стиля и местной достопримечательности, чтобы не разводить руками смущаясь, а с гордостью называть это мракобесие местным колоритом.

А если серьёзно, то люди у нас душевные. Даже этот неспешный городской ритм способствует тому, чтобы расставить приоритеты в пользу семейных прогулок в парке, долгих кухонных посиделок с друзьями и обязательных вареников с вишней в сезон своими руками. Вареники с вишней, пирожки с абрикосами и варенье из айвы здесь официально канонизированы. Люди не утеряли навык делиться едой. Соседи по лестничной клетке угощают друг друга фруктами с дачи. Соседскому коту щедро отсыпают бычков из рыбацкого ведёрка. Здесь так принято. Здесь есть время на общение. Многие друг с другом знакомы просто потому, что на это есть время.

— Есть ли у вас соперничество с соседями — Херсоном?

Евгений: Не думаю, что соперничество разрасталось дальше футбольных фанов. Мне представляется, Херсон более любим своими горожанами, может это взгляд туриста, но он мне кажется более чистым, в нем меньше бродячих собак и там чаще происходят годные культурные мероприятия.

Светлана: Нет, соперничества с Херсоном нет. А вот некоторая зависть к Одессе есть. Открытая живая яркая Одесса, порт — и Николаев, который совсем рядом, но из-за стратегических заводов при СССР не существовавший на карте, закрытый, засекреченный, обделённый внешними связями и культурной жизнью.

— Вообще, доводилось ли вам находить черты сходства с Николаевым в других городах?

Светлана: Тут, наверно, наоборот. Вот, бывает, иду по городу и отмечаю для себя, что если на католический собор, что на Декабристов, смотреть из двора напротив, на Фалеевской, то картинка получается очень львовская, а если через решетку ворот дома на Потёмкинской заглянуть внутрь, то обнаружишь типичный одесский дворик. И таких эпизодов очень много.

Евгений: Если говорить про городскую застройку, то она совершенно типичная. Советская архитектура одинакова что в Потсдаме в Германии, что в Павлодаре в Казахстане. Прелесть Николаева — это его речки: сидеть у Ингула с сыном на рыбалке, слушать шелест камыша, провожать взглядом нырков или ондатру, отгонять от улова речного ужа и вытащить для кошки тараньку или бычка, а порой и целую черепаху.

ПЕРСОНАЖ

— Случались ли с вами такие странные ситуации, когда город как будто играл с вами, путал вас?

Евгений: Когда-то, идя по Ингульскому мосту глубокой ночью, я видел радугу. Но, кроме меня, её никто не видел, а я тогда потребил не в меру самодельного абсента.

Светлана: Мистика — наше всё! Город для меня живой и вполне реальный персонаж. Он мне помогает, подсказывает и вполне ясными знаками объясняется в любви. У нас с ним это взаимно. Часто во сне я вижу какие-то подробности или объекты на вполне конкретных улицах, и из сна в сон эти моменты там повторяются, несмотря на то, что сюжет сна совсем иной, а место во сне такое же, но не такое, как в реальности. Потом наяву этого не хватает, хочется обнаружить, заглянуть, а нет. Одно время снилось, что прямо у окон нашего дома на Слободской — река. В реальности из окон видно реку, но очень далеко. А во сне совсем близко. Потом я узнала, что мы живем вплотную к неглубокому руслу, которое осушили, и там действительно ощутимая низина. То есть река могла бы быть очень близко к нам... Я до сих пор обнаруживаю какие-то интересные места, где ещё не была, даже в центре. Или обращаю внимание на детали, которые раньше в глаза не бросались.

— Какие наиболее распространенные мифы существуют о Николаеве? В чем их источник и насколько они соответствуют действительности?

Евгений: Классический миф городов, в которых есть илистые речки — что где-то там лежит золотая карета, и японцы предлагали вычистить всю речку, но если найдут всё ценное, то это им, а наши жадные власти не согласились.

Еще есть байка для приезжих, связана она с Памятником корабелам и флотоводцам — это такой большой глобус возле центральной улицы Соборной. Вокруг глобуса сидит-стоит множество представителей различных профессий, связанных с кораблестроением. И вот мы любим рассказывать, что буквально неделю назад тут был ещё один представитель, но его только что стырили. И профессию стыренного выбираем поколоритней: ассенизатор или проктолог.

Светлана: Пожалуй, самой большой тайной города остаются катакомбы. Каких только легенд о них не ходит. Кто-то говорит, что по этим подземным ходам можно дойти до Одессы и это дело рук контрабандистов. Кто-то утверждает, что катакомбы связывают самые важные архитектурные объекты в центре города и это наследие царского времени. Одни говорят о двух исследованных уровнях и недоступном третьем. Кто-то утверждает, что есть и четвертый, и пятый. И что это подземные храмы, а может быть даже тайные ходы древних скифских племён, которые вдруг появлялись в голой степи и так же исчезали, разгромив противника. Несколько мнений бытует и о полуподвальных этажах центра. Судачат, что здания оседали, или что это были полноценные этажи, возможно и не первые, и их специально засыпали землёй. Версий много. Абсолютный хит среди исторических легенд — золотая карета. По городскому преданию, князь Потёмкин приказал отлить карету из золота для императрицы Екатерины. А она не приняла подарок. Дальнейшая судьба кареты неизвестна. И тут сложно сказать, где вымысел, а где нет. Но бывает и так, что исторические факты звучат, как нечто потустороннее. К примеру, когда закладывалась николаевская обсерватория, строители обнаружили останки древнего храма, предположительно, посвященного богине Деметре. Фактически, здание обсерватории стоит именно на храмовом месте. И когда после экскурсии сотрудник обсерватории, прощаясь, подливает масла в этот религиозный, почти алтарный огонь словами «До свидания, пусть Деметра вам помогает!», то холодок таки бежит по спине. И вот ты уже сам — часть городской мистики и мифотворец, потому что отвечаешь: «Хвала Деметре!», чем сам себя сильно удивляешь.

— Светлана, в чем вы здесь находите вдохновение как художница? Насколько город живителен для искусства?

— Я вдохновляюсь тишиной. Для меня важно быть в тишине, как внешней, так и внутренней. Это дарит ощутимую свободу быть собой, что очень полезно для творчества. Меня бесконечно влекут городские потёртости, трещинки, морщины и шрамы. Николаев обладает потрясающими фактурами. Часто это красиво и по цвету, и по структуре. В старых дворах каждые ворота, каждый гвоздь — как арт-объект. Но всё это очень субъективные вещи. Кому-то резонирует, кого-то оставляет равнодушным. Я называю этот город «резиденцией самых красивых закатов». Живописцам здесь непочатый край вдохновения. Каждый рассвет пиши, каждый закат рисуй. А нет — покорми свежим батоном чаек в яхт-клубе и катись на желтом трамвае, окна которого бликуют закатным солнцем, по Никольской и ощущай себя каким-нибудь полубогом в огненной колеснице и просто будь счастлив здесь и сейчас.

— В заключение: с кем или с чем вы могли бы сравнить Николаев?

Евгений: Спивающийся отец. К нему — множество смешанных чувств: любовь, брезгливость, тревога, переживание, страх и надежда.

Светлана: Николаев — это тоненькая трогательная акварель авторства молодого и очень талантливого художника Коли Плехова. И этим всё сказано.