К вопросу демократии

И снова нам приходится вступать в полемику с Ильей Федосеевым («Грабли» из России. Москва, сама того не желая, показала Украине, где они лежат», «День», №237, 2019). Слишком уж принципиальные вопросы он затрагивает.

Напомним читателям, в чем дело. Мы придерживаемся мнения, которое проводим в своих статьях, что демократия не сводится к выборам, пусть и всеобщим, и что волеизъявление большинства избирателей не тождественно демократизму. Вместе с тем наш оппонент считает, что демократия – это власть большинства, каким бы это большинство не было, а выборы – это квинтэссенция демократии.

Первое, что считаем нужным отметить, прежде чем перейти к другим проблемам, – мы никогда не ставили вопрос так, как его ставит Илья Федосеев: «Должна ли власть принадлежать мудрому меньшинству или немудрому большинству?» - дескать, он обсуждается уже третье тысячелетие. Мы ставим его принципиально иначе и об этом не раз писали: должна ли власть в условиях демократии принадлежать ответственным гражданам или арифметическому большинству населения? Разница принципиальная. Не случайно ни одна из развитых демократий не начиналась со всеобщего избирательного права. Такое право – достижение тех категорий населения, которые за него длительное время боролись и которым оно было необходимо. Скажем, в США в большинстве штатов после провозглашения независимости это право имели только мужчины-налогоплательщики. Логика понятна - платишь налоги, следовательно, удерживаешь государство, следовательно, можешь влиять на его политику. А вдобавок еще и можешь держать дома оружие, чтобы защитить закон. Не хочешь платить налоги - гуляй, Джон! Кстати, этим принципом затем воспользовались женщины в борьбе за избирательные права: если у меня есть имущество и я плачу налоги, то должна иметь возможность участвовать в выборах! И американские суды начали давать таким женщинам разрешения на участие в избирательной гонке, а в 1920 году соответствующая поправка - после многолетней борьбы суфражисток! - была внесена в Конституцию...

А вот там, где всеобщее избирательное право не добыто «потом и кровью», там с демократией ситуация хуже. Достаточно посмотреть на Африку, где разве что Тунис в силу своей специфической истории может считаться более или менее демократическим государством (о Южноафриканской республике мы имеем свое мнение, которое не совпадает с позицией певцов осанны Нельсону Манделе; ситуация в этой стране сложная и трагическая, при этом рубикон между ответственным меньшинством и власть имущими кланами, поддерживаемыми охлосом, пока проходит не по расовому пределу). Вместе с тем в Индии демократия утвердилась, несмотря на все проблемы, но, что интересно, не последнюю роль в этом сыграла харизматичная элитарная семья Джавахарлала Неру, его дочери Индиры и внука Раджива Ганди. А еще - то, что воля большинства не является в государстве безоговорочным законом: существуют правовые предохранители, которые ограничивают правительство в случае прихода к власти радикальных сил (а такое уже случалось), существует сложный и довольно эффективный механизм разделения полномочий между центральной властью и властями штатов, существуют силовые структуры, способные обезвреживать акции вооруженных сепаратистов и радикалов.

В конкретных исторических ситуациях ответственные граждане даже в государствах с длительным опытом демократии могут составлять большинство населения (например в Финляндии в 1939-м или в Великобритании в 1940-м), а могут и меньшинство (например во Франции в том же 1940 году, если прибегать к примерам из истории ХХ века). Когда они составляют меньшинство, следствием становится национальная катастрофа, как произошло с Францией в 1940 году. Разложенная изнутри «партией мира» (то есть коммунистами, которые, согласно директивам Сталина, агитировали за «взаимопонимание с Гитлером-миротворцем») и возглавляемая абсолютно ничтожными спикерами охлоса (которые на шестой день боевых действий начали кричать, что «все пропало»). А тем временем, скажем, французская авиация, вооруженная худшей, чем у Люфтваффе, техникой, за месяц сбила в полтора раза больше немецких самолетов, чем куда более многочисленные и лучше вооруженные ВВС СССР в 1941 году так же за первый месяц войны с Германией. А тем временем 4-я танковая дивизия тогда еще полковника де Голля, недеформированная и недовооруженная, нанесла несколько контрударов во фланг самом Гудериану и поставила под угрозу блицкриг на Западном фронте. Но власть Франции не усилила де Голля танками (а они были) и принялась перебрасывать сотни новых самолетов в Африку - мол, война все равно проиграна. А потом эта абсолютно законная власть подписала перемирие с Германией (фактически это была капитуляция), и тогда уже генерал де Голль с немногочисленными сторонниками выступил против законной власти, в итоге спас честь Франции. Когда закончилась война, французские суды приговорили к смертной казни несколько тысяч руководителей и чиновников законной власти за государственную измену.

Вместе с тем в Британии все развивалось иначе. Советский посол Майский докладывал Сталину «Теперь уже можно с полной определенностью сказать, что решение британского правительства, несмотря на капитуляцию Франции, продолжать войну находит всеобщую поддержку населения… Паники нет. Наоборот, растет волна упрямого, холодного британского бешенства и решимости сопротивляться до конца». И вопреки директивам Коминтерна относительно курса на «взаимопонимание с Гитлером-миротворцем», по словам Майского, «среди кое-кого из коммунистов вырастает примерно такая концепция: нынешняя война, вопреки воле ее инициаторов, превращается в войну «оборонительную» и «справедливую» со всеми вытекающими отсюда последствиями… Все думают только об одном – как бы отбить предстоящую германскую атаку…» более того: даже систематические бомбардировки городов Великобритании и гибель сначала тысяч, а затем десятков тысяч гражданских жителей настроения не изменили. Майский докладывал: «На каждом шагу разрушенные дома, развороченные мостовые, выбитые стекла… Паники не было и нет».

Поэтому большинство может быть разным. В том числе - ответственным и разумным. Поэтому Илья Федосеев что-то путает, когда говорит о демократии как «власти немудрых и не очень образованных людей, которым лишь бы вкусно поесть и сладко поспать. Именно тех, которым и принадлежит страна». По нашему мнению, он здесь обрисовал Россию 1990-2000-х, в которой «национальным лидером» не мог не стать Путин. Хотя страна принадлежит не этим людям, а «кремлевским чекистам» ...

Вообще, «российские грабли» - это действительно удельная составляющая мировоззрения Ильи Федосеева, сколько бы он ни говорил о демократии. Скажем, он пишет: «Моя молодость пришлась на пресловутые девяностые. Я прекрасно помню, как тогда люди либеральных взглядов удивлялись: как же так, народу предлагают свободу - а он настойчиво голосует за «красно-коричневых», за коммунистов и партию Жириновского? Наверное, это какой-то неправильный народ, надо бы его подправить! Я глубоко уважаю покойную Валерию Новодворскую (она вообще принадлежала к тем немногим людям, которых можно ненавидеть, но нельзя не уважать). И все же не могу забыть, как в начале 90-х она требовала: «Свободу нужно оставить только для тех, кто голосовал за свободу!». Иначе говоря - за нужные партии».

Ну, почему «пресловутые девяностые»? Это чисто российско-имперский взгляд! Для Украины - это сложный, противоречивый, неоднозначный, но все же не пресловутый период. Да, это тогда при патронате Леонида Кучмы и Ко формировался кланово-олигархический уклад - но одновременно было сделано немало положительного. Это период разработки и принятия в целом демократической Конституции 1996 года. Это время тяжелого, мучительного, но становления национальной экономики на основе колониального обломка союзного «народного хозяйства». Это годы, когда произошли реструктуризация и обновление (с выходом на более высокие, чем докризисные количественные и качественные показатели) предприятий тогда еще государственного «Укрмедбиопрома». 1990-е - это время появления ряда высококлассных периодических изданий (в том числе и «Дня»). Это эпоха, когда, в отличие от нынешних времен, действовал ряд массовых идеологических партий, а избиратели в своем большинстве не голосовали ни за «туземных» коммунистов, ни за филиалы российских «красно-коричневых». И своего Пиночета у нас не выискивали, ориентация была на появление своего де Голля - сильного, харизматичного, но демократичного лидера...

А те, кто считал российский народ «неправильным», они были правы. Неправильным – потому что имперским. И Валерия Новодворская ничего не придумала: она только транспонировала на новые времена классическую формулу Александра Герцена: «Без развития народного сознания невозможна свобода: нельзя людей освободить в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри».

Сравнивать же подполковника КГБ Путина с генералом Пиночетом даже не смешно. Пиночет совершил переворот, чтобы остановить леворадикальный террор (который уже начался) и кубинскую инвазию (Эфиопия, Ангола, Никарагуа, Венесуэла - эти страны уже после Чили были «осчастливлены» режимом Кастро) и предотвратить установление «диктатуры пролетариата» со всеми вытекающими последствиями. Вместе с тем Путин был и является идейным наследником террористических коммунистических спецслужб и имперско-тоталитарного советского режима - тоже со всеми вытекающими последствиями, которые украинцы чувствуют на себе. Для Пиночета крах СССР никогда не был «величайшей геополитической катастрофой ХХ века», как для Путина, для него такой катастрофой было создание СССР и распространение большевизма.

Феномен Путина стал возможен вовсе не в результате каких-то симпатий в России к чилийскому генералу. Он стал следствием российского имперского консенсуса, сложившегося на протяжении 1990 годов. Что объединяло большинство российских либералов и российских же фашистов? Это были имперская похоть и имперский реваншизм, желание снова властвовать над бывшими народами колоний, которые посмели вырваться из-под московского сапога.

Что же касается замечаний Ильи Федосеева относительно перипетий прихода к власти в Германии нацистов, то мы снова видим здесь «московские ментальные грабли». Мол, осенью 1932 года выборы показали существенный спад доверия к НСДАП, а левый электорат не переходил к нацистам. Во-первых, такого спада не было - просто часть избирателей разочаровалась в парламентаризме и не пошла голосовать. Во-вторых, Адольф Гитлер, имея большой практический опыт по вопросу левого электората, заявлял: «Из мелкобуржуазного социал-демократа или из профсоюзного вожака национал-социалист никогда не получится, но коммунист получится всегда». Поэтому с 1933 года происходило массовое вступление сторонников одного краснознаменного тоталитарного социализма в партию несколько иного, но тоже краснознаменного тоталитарного социализма...

Впрочем, к вопросу, как на почве безбрежной демократии возникает и идет к победе тоталитаризм, если будет возможность, мы еще вернемся. Здесь же заметим, что возведение демократии в Украине к «власти немудрых и не очень образованных людей, которым лишь бы вкусно поесть и сладко поспать», проще говоря, безответственного охлоса, за спиной которого де-факто стоят и руководят им олигархические кланы - это мечта Путина.