Принять историю и жить дальше

История, которой так часто и умело манипулируют политики, заиграла новыми красками в повести Олега Коцарева (кстати, постоянного автора газеты «День») «Люди в гніздах», вышедшей в издательстве «Амбар».

«ДЕФОРМИРОВАННОСТЬ ЛИЧНОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ»

В центре повествования — колоритные эпизоды жизни одного украинского рода с ХVII по ХХІ век (главным образом, в драматичном ХХ веке). В героях книги можно увидеть род самого Коцарева (по крайней мере судя по именам и архивным цитатам). Убийства, войны, браки и тихая семейная жизнь, бесконечные переезды, лагеря, работа в разведке — вот далеко не полный перечень коллизий «Людей у гніздах». Асинхронный наратив в мозаичной, причудливой форме, маркирует деформированность личной исторической памяти в Украине и Восточной Европе в целом. Этот мотив относится к основным в повести.

 Выделяет книгу среди других отсутствие привычного для нашей исторической беллетристики усиленного патриотического пафоса, обвинений. Нет также и прямолинейного, агитационного противостояния добро/зло (украинцы/поляки, большевики/националисты, воины/коллаборационисты, порядочные граждане/шпионы — необходимое подчеркнуть). Как отмечал испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет, такой подход наиболее близок к объективному, поскольку не дает оценку событиям прошлого, а помогает понять, почему именно эти люди в это время сделали так, а не иначе.

Персонажи произведения — представители семи очень разных поколений одной семьи — симпатичные и неприятные каждый по-своему. О героях времени Казаччины писатель рассказывает мало. Разве что то, что писарь Петр Устименко (украинец) и врач Игнаций Глова (поляк) умерли одинаково. «Посаженные на кол украинский казак и польский шляхтич были и остаются лучшими символами Нерушимой Дружбы Обоих Народов», — иронизирует Коцарев (на фоне последних украинско-польских трений на исторической почве это выглядит очень актуально).

Наиболее выразительно в повести выписаны герои и события ХХ века. Один из самых ярких персонажей этой эпохи — Виктор Коцарев, ефрейтор Красной армии, постоянно опаздывавший («в днепропетровский военкомат он опоздал потому, что как раз треснул ремень»). Виктор принимал участие во Второй мировой, где ему спасло жизнь... умение свистеть. Раненный и забытый на поле боя солдат свистом отогнал волков. «Но похоронка уже была написана и отправлена», поэтому на монументе погибшим фронтовикам еще при его жизни высекли «Коцарев В.Ю.».

 По другую сторону фронта находился еще один колоритный персонаж — профессор Алексей Крамаренко (коллаборант, обербургомистр Харькова во время немецкой оккупации). Он запомнился тем, что проводил не совсем мягкую украинизацию и подписывал документы о выселении евреев из их домов. Сын профессора, Олег Крамаренко, в студенческие годы чуть ли не попадает в репрессивный конвейер только потому, что носит перстень с лирой, а во время Второй мировой становится двойным шпионом.

Привлекает внимание и участник Первой мировой — белогвардеец Абакумов, хотя известно о нем немного: «на войне (...) подцепил сифилис и застрелился». О такой интимной подробности, как венерическое заболевание родственника (подхваченное отдельно от жены), автор говорит с юмором и постмодерной игривостью. Не менее благосклонно он относится и к сыну Абакумова — Вадиму, которого чуть ли не убили в прикаспийском колхозе, где почему-то даже после Второй мировой войны, в разгар сталинской диктатуры, никто не смог навести «социалистический порядок».

ПРИНЯТИЕ ВСЕГО СВОЕГО РОДА

 Зачем Олег Коцарев рассказывает эти, казалось бы, не очень приятные сюжеты, в чем-то даже табуированные исторической памятью? И почему одинаково спокойно изображает казаков и поляков, красноармейцев, коллаборантов и шпионов? Потому что все они часть приватной, семейной истории. И вместо того, чтобы отрицать их существование, злиться и осуждать за те или иные поступки или же, наоборот, пытаться оправдать, автор принимает их со всеми изъянами и «болезнями». Персонажи здесь в первую очередь — люди, во всех значениях слова, а уже потом — граждане, представители того или иного движения или политического течения.

 В то время, когда насыщенная пафосом историческая литература заставляет читателя гордиться одними своими родственниками и презирать других, книга Олега Коцарева показывает другой путь: принятие и примирение не только с тем, кем были они, но и с тем, кем является сам читатель (частью какого рода, человеком из какого «гнезда»).

 Прочитать и осмыслить книгу «Люди в гніздах» стоит не только любителям исторической беллетристики, но и сторонникам динамического (однако постмодернофрагментированного и деконструированного) сюжета, короткой прозы и, конечно, всем, кто интересуется семейными переводами, фольклором и готовы с юмором отнестись к любым, пусть даже слишком драматичным, историческим событиям.