Школа жизни

Во времена моего советского детства школа представлялась одним из центральных, даже фундаментальных институтов. Она не ограничивалась школой средней или даже высшей — все пространство жизни программировалось как ШКОЛА. Отовсюду на нас смотрели с лозунгов-транспарантов проникновенные слова дедушки Ленина, который призывал «учиться, учиться и учиться» — такой трехкратный салют знанию. Ведь учиться надлежало пока живешь...

УЧИТЬСЯ НА НОЧЬ

Не все уже помнят, что тот трехчленный лозунг от вождя прозвучал в статье Ленина, написанной еще в 1999 году. Он констатировал: среди рабочих выделяются «настоящие герои», которые, несмотря на тяжелый отупляющий труд, находят в себе силы «учиться, учиться и учиться» и делать из себя сознательных социал-демократов, «рабочую интеллигенцию». Ведь профессиональная и предательская по отношению к страждущим народным массам интеллигенция на самом деле является самым обычным дерьмом (известная ленинская фраза), а затем рабочие должны — не покидая труда — овладевать знаниями, чтобы в перспективе заняться управлением государством и его перестройкой (образ кухарки, которая должна управлять государством, из тех самых ленинских представлений; ныне, кстати, выглядит так, что вождь таки кое-чему научил народные массы — кухарки действительно управляют, подкачав некоторые элементы своей «хвигуры» и интеллекта).

Кстати, вот этот образ рабочего (крестьян это касалось значительно реже), который овладевает знаниями в нерабочее время, был очень популярен в советском кино. Достаточно вспомнить знаменитую ленту Марлена Хуциева и Феликса Миронера «Весна на Заречной улице» (1957), главный персонаж которого учится в вечерней школе и пытается добиться расположения учительницы, фанатки Александра Блока и классической музыки. А в 1970-е суперпопулярным был сериал «Большая перемена» Алексея Коренева — также о вечерней школе и коллизиях, связанных с тем, что взрослым людям не слишком комфортно за партой, да еще и на ночь (это был ново и необычно, но романтический флер оставался — учиться нужно было, тянуться вверх, к высшим сферам духа и даже плоти).

Школа и учитель (Учитель!) романтизировались и выглядели суперпривлекательно. На рубеже 1960-70-х все смотрели фильм Станислава Ростоцкого «Доживем до понедельника», где Вячеслав Тихонов сыграл учителя, в котором живут затаенные страсти и скрытые интеллектуальные драмы, ими он решается поделиться с учениками. Сегодня, кстати, мы наблюдаем новый приток интереса кино, а затем и общества, к школе и учителю, хотя романтикой здесь если и пахнет, то очень редко ...

ШКОЛА ДОЛЖНА БЫТЬ ЧИСТОЙ ОТ АПРИОРНЫХ ЗНАНИЙ

Словом, школа представлялась нам, подрастающему поколению советских людей, действительно фундаментальным институтом. Надлежало усвоить не только азы знаний, нужно было понять, каким образом перестроить общество. Для чего? А чтобы построить Коммунизм, общество равных — справедливо равных! — людей.

Утопия?! Не совсем. Сейчас мы слишком хорошо видим, что тогдашнее государство и общество во многом строились на фальши, на двойной-тройной моральной бухгалтерии. Только мы — не все, но было нас много — и действительно очаровались идеей построения справедливого общества. И когда во второй половине 1980-х Михаил Горбачев призвал нас на большую Толоку под названием Перестройка, мы с энтузиазмом рванули вперед. Довольно быстро разобравшись с тем, что «толоковать» и перестраивать лучше свой отдельный украинский дом. Который потом ловкие люди прибрали к своим рукам — такое впечатление, что они учились в какой-то другой школе — школе суперциничного капитализма.

А мы-то, я в том числе, учились коммунизму и до сих пор видны его очертания в грядущем проекте, который время от времени мигает с самых небес. Так нас учили и так нас научили. Популисты всех мастей и мастик сейчас и строят свою тактику и стратегию на пробуждении в человеческих душах Того призрака Коммунизма, который бродил когда-то по Европе, а потом надолго поселился в нашем сознании.

Так, еще раз — школа тогда была Школой, институтом, который должен был научить не только таблице умножения и знанию физических и биологических процессов, но и самой философии жизни (Жизнь!). С детства я слышал от родителей: «Вот пойдешь в школу...». Поэтому не удивляет, что детские души берегли от стихийных знаний в дошкольный период. Мои родители имели хорошее образование, но им и в голову не приходило, чтобы учить то (читать, считать и т.д.) до школы. Только там, в Храме знаний, ты должен был причаститься и познать...

Я пошел в школу уже 8-летним (хотели отдать в 7 лет, однако те намерения поломала бабушка; осмотрев мои худые и несформированные телеса, она сказала: «Таке худе... Хай ще год погуляє, у тіло вбереться»). И я впитался в то тело и пошел — по нынешним меркам абсолютно не готовый к усвоению знаний: ничему не обученный. Потому, повторяю, такая уж концепция была: не подменять Школу, Учителя — это их дело, высокое и святое, научить всему. Сейчас не так — по сути дела семья в значительной степени отстранила учителя (уже с маленькой буквы) и школу. И что в итоге? А то, что большинство детей не любит школу, для них это какой-то каторжный труд.

Я школу любил. Первого сентября шагал на Первый звонок с огромным удовольствием и сладким ожиданием новых полетов в Неизвестное и Несказанное. Любил с первого класса и до последнего. Мою Александрийскую среднюю школу № 1, которая находилась в помещении отеля, построенного в начале ХХ века. Школа-отель, в этом есть что-то тоже привлекательное — как обещание грядущих странствий по миру.

ВАРВАРЫ, КОЗОЛУПЫ, ПОЭТЫ...

Нас учили справедливости — и в школе, и в семье. Мой отец был главным инженером завода, но ни мне, ни брату Владимиру не могло и в голову прийти, что мы чем-то лучше или выше наших уличных друзей, детей обычных рабочих. А если бы что-то подобное пришло в наши головы, отец, Василий Павлович, снял бы ремень и расставил «правильные акценты».

Нас учили коллективизму. Здесь, правда, случался и перебор. Никогда не забуду эпизод, когда весь класс, под руководством классной руководительницы, двинулся после уроков к нашей однокласснице и по-хунвейбински восклицал насмешливые лозунги возле дома девочки, которая, кажется, чем-то действительно серьезно проштрафилась. Тоже воспитание, на китайский манер. Однако тот коллективизм и до сих пор работает, не всегда лучшим образом.

Истории учили тоже. Историк Дмитрий Кириллович, когда гневался на нас, непременно восклицал: «Козолупы александрийские». От стыда мы пригибали головы: цитата из письма запорожцев турецкому султану хоть и не касалась нас непосредственно, но все же заставляла соотносить исторические сюжеты и делать моральные выводы.

Другой историк, он же директор школы, Иван Петрович любил приводить другие примеры. Каждая неделя начиналась с общешкольной линейки. Директор всегда находил недохопы в нашем поведении и был прав: мы редко доходили до точки, с которой можно было увидеть пейзажи грядущего коммунизма.

«Ученик шестого «Б» класса NN, — вкрадчиво сообщал Иван Петрович, — в прошлую пятницу попал — из рогатки! — в теплицу, разбил две стеклянные рамы». Зал затихал, учитель физкультуры Владимир Максимович выгребал из толпы стрелка-неудачника и ставил его перед нашими глазами. Директор, грозно сверкнув глазами, спрашивал, показывая пальцем на рогатчика: «Как в давние времена назывались такие люди, как этот NN?» Пауза, а потом школа на одном дыхании повторяла заученное: «Варвары». Любимое сравнение Петровича, урок, который запомнился на всю жизнь.

Несмотря на юмористические сюжеты, учителя у нас были сильные и интересные. Уроки химии или физики, скажем, захватывали меня, несмотря на общее отвращение к точным и естественным наукам. Потому учительницы, Любовь Дмитриевна и Анастасия Лукинична, были просто супер — с их умением открывать, через эксперименты «в режиме онлайн», загадки природы.

А на уроках украинской литературы Марии Филипповны Лопатюк я узнал чар слова, одним и из последствий чего было писание мною стихов — прямо во время уроков. Кстати, чудесное средство вызвать интерес девушек к своим все еще несформированным телесам — в стихах об этом забывается, ты предстаешь неким мужским монолитом, да что там — великаном духа и плоти...

Нет, школа была неотделима от жизни, она и была той самой жизнью — великим волшебником, который будил в тебе способности и таланты, оттачивал чувства, звал в будущее. Скучаю я по своей школе, здание которой (та бывшая гостиница) неразумные люди давно уничтожили... И это я лишь малость какую-то рассказал, придется картинку эту разворачивать еще не раз.